Игорь Северянин

(1887 — 1941)

Своеобычность будущий поэт Игорь Васильевич Лотарев начал проявлять рано. Находясь в родстве по линии матери с Афанасием Фетом (Шеншиным), говорил еще и о родстве с историком Н.М. Карамзиным, что так и не было подтверждено. Начав писать стихи, свои публикации подписывал разнообразными псевдонимами — «Граф Евграф д’Аксанграф», «Игла», «Мимоза», а окончательный — «Игорь-Северянин» требовал писать именно в такой «авторской» версии, без разделения на имя и фамилию и объяснял это как акт инициации (рождение «поэта»), оберег и мифологему, настаивая, что сложный псевдоним является фактом культурного и литературного процесса в России. Примерно теми же мотивациями объясняет он и создание в 1911 году с коллективом единомышленников из газеты «Петербургский глашатай» литературного направления эгофутуризм, делая некоторые экстравагантные пояснения: «Природа создала нас. В своих действиях и поступках мы должны руководствоваться только Ею. Она вложила в нас эгоизм, мы должны развивать его. Эгоизм объединяет всех, потому что все эгоисты». Менее чем через год эскапада наскучила и поэт покинул группу, пояснив, что задачу «Я — в будущем» он выполнил. А до всех этих эпатажных взлетов и получения звания «короля поэтов» в выборах-соревновании с самим Маяковским в феврале 1918 года в московском Политехническом музее было все довольно обыденно: рождение в Петербурге в семье капитана железнодорожного батальона, учеба в Череповецком реальном училище, потому как после расставания родителей мальчик начал жить у дяди или тети то в Вологодской (тогда — Новгородской) области, то в имении Владимировка, то Совойле на реке Суда под Череповцом. Хотя и здесь будущий поэт отличился — в 1904 году уехал к отцу в Маньчжурию в город Дальний, также некоторое время жил в Порт-Артуре, а накануне Русско-японской войны вернулся в Петербург, к матери.

Днем начала литературной деятельности Северянин считал публикацию в «Повременном издании для солдат и народа „Досуг и дело“» в феврале 1905 года и ежегодно отмечал дату, начиная с 1925 года, когда в Тарту в Эстонии вышли два романа в стихах («Колокола собора чувств», «Роса оранжевого часа»), приуроченных к 20-й годовщине со дня начала литературной деятельности. В марте 1940 года в Таллине событие отмечалось в последний раз.

Казалось бы, еще совсем недавно, в октябре 1912 года, состоялся дебют Игоря-Северянина в Петербурге в салоне Сологуба, а 20 декабря в Москве, в Обществе свободной эстетики у Валерия Брюсова, участники еще помнят о турне, организованном в марте 1913 года Фёдором Сологубом по Югу России, к которому примкнул и Северянин: Минск, Вильно, Харьков, Екатеринослав, Одесса, Симферополь, Ростов-на-Дону, Екатеринодар, Баку, Тифлис, Кутаис — в 1918 году поэт принял участие в 48 концертах и 87 дал лично. А уже наступает на мирные обыденности январь 1918 года, когда Игорь-Северянин уезжает из Петрограда в Эстонию, где поселяется в посёлке Тойла. Выезжал на время с семьей, получилось, что навсегда.

В этой случившейся эмиграции поэт издал новые сборники стихов: «Вервэна» (Юрьев, 1920), «Менестрель» (1921), «Миррэлия» (Берлин, 1922), «Соловей» (Берлин, 1923), «Классические розы» (Белград, 1931) и другие. Им создано четыре автобиографических романа в стихах: «Роса оранжевого часа» (детство), «Падучая стремнина» (юность), «Колокола собора чувств» (турне 1914 года с Маяковским и Баяном), «Рояль Леандра. (Lugne)» (панорама художественной жизни С.-Петербурга). Особое место занимает утопия «Солнечный дикарь» (1924).

Игорь-Северянин стал первым крупным переводчиком эстонской поэзии на русский язык, он активно гастролирует в Европе: Латвии, Литве, Польше, Германии, Данциге, Чехословакии, Финляндии. В декабре 1930 года через Ригу поэт с женой отправляется в Югославию, где Державная комиссия для русских беженцев организует ему турне по русским кадетским корпусам и женским институтам.

Все же опыт чудачеств не прошел даром — у него почти получилось «по-своему изменить этот мир, открыть окно и впустить свежий ветер вдохновения». Как и загадывал в самом начале, изобретая и выпуская в жизнь многочисленные псевдонимы.

Игорь Северянин

Своеобычность будущий поэт Игорь Васильевич Лотарев начал проявлять рано. Находясь в родстве по линии матери с Афанасием Фетом (Шеншиным), говорил еще и о родстве с историком Н.М. Карамзиным, что так и не было подтверждено. Начав писать стихи, свои публикации подписывал разнообразными псевдонимами — «Граф Евграф д’Аксанграф», «Игла», «Мимоза», а окончательный — «Игорь-Северянин» требовал писать именно в такой «авторской» версии, без разделения на имя и фамилию и объяснял это как акт инициации (рождение «поэта»), оберег и мифологему, настаивая, что сложный псевдоним является фактом культурного и литературного процесса в России. Примерно теми же мотивациями объясняет он и создание в 1911 году с коллективом единомышленников из газеты «Петербургский глашатай» литературного направления эгофутуризм, делая некоторые экстравагантные пояснения: «Природа создала нас. В своих действиях и поступках мы должны руководствоваться только Ею. Она вложила в нас эгоизм, мы должны развивать его. Эгоизм объединяет всех, потому что все эгоисты». Менее чем через год эскапада наскучила и поэт покинул группу, пояснив, что задачу «Я — в будущем» он выполнил. А до всех этих эпатажных взлетов и получения звания «короля поэтов» в выборах-соревновании с самим Маяковским в феврале 1918 года в московском Политехническом музее было все довольно обыденно: рождение в Петербурге в семье капитана железнодорожного батальона, учеба в Череповецком реальном училище, потому как после расставания родителей мальчик начал жить у дяди или тети то в Вологодской (тогда — Новгородской) области, то в имении Владимировка, то Совойле на реке Суда под Череповцом. Хотя и здесь будущий поэт отличился — в 1904 году уехал к отцу в Маньчжурию в город Дальний, также некоторое время жил в Порт-Артуре, а накануне Русско-японской войны вернулся в Петербург, к матери.

Днем начала литературной деятельности Северянин считал публикацию в «Повременном издании для солдат и народа „Досуг и дело“» в феврале 1905 года и ежегодно отмечал дату, начиная с 1925 года, когда в Тарту в Эстонии вышли два романа в стихах («Колокола собора чувств», «Роса оранжевого часа»), приуроченных к 20-й годовщине со дня начала литературной деятельности. В марте 1940 года в Таллине событие отмечалось в последний раз.

Казалось бы, еще совсем недавно, в октябре 1912 года, состоялся дебют Игоря-Северянина в Петербурге в салоне Сологуба, а 20 декабря в Москве, в Обществе свободной эстетики у Валерия Брюсова, участники еще помнят о турне, организованном в марте 1913 года Фёдором Сологубом по Югу России, к которому примкнул и Северянин: Минск, Вильно, Харьков, Екатеринослав, Одесса, Симферополь, Ростов-на-Дону, Екатеринодар, Баку, Тифлис, Кутаис — в 1918 году поэт принял участие в 48 концертах и 87 дал лично. А уже наступает на мирные обыденности январь 1918 года, когда Игорь-Северянин уезжает из Петрограда в Эстонию, где поселяется в посёлке Тойла. Выезжал на время с семьей, получилось, что навсегда.

В этой случившейся эмиграции поэт издал новые сборники стихов: «Вервэна» (Юрьев, 1920), «Менестрель» (1921), «Миррэлия» (Берлин, 1922), «Соловей» (Берлин, 1923), «Классические розы» (Белград, 1931) и другие. Им создано четыре автобиографических романа в стихах: «Роса оранжевого часа» (детство), «Падучая стремнина» (юность), «Колокола собора чувств» (турне 1914 года с Маяковским и Баяном), «Рояль Леандра. (Lugne)» (панорама художественной жизни С.-Петербурга). Особое место занимает утопия «Солнечный дикарь» (1924).

Игорь-Северянин стал первым крупным переводчиком эстонской поэзии на русский язык, он активно гастролирует в Европе: Латвии, Литве, Польше, Германии, Данциге, Чехословакии, Финляндии. В декабре 1930 года через Ригу поэт с женой отправляется в Югославию, где Державная комиссия для русских беженцев организует ему турне по русским кадетским корпусам и женским институтам.

Все же опыт чудачеств не прошел даром — у него почти получилось «по-своему изменить этот мир, открыть окно и впустить свежий ветер вдохновения». Как и загадывал в самом начале, изобретая и выпуская в жизнь многочисленные псевдонимы.


Стихи О Владикавказе

Стихи о России

О каких местах писал поэт

Демон

Кавказ! Я никогда не видел
Твоих ущелий, рек и скал
И на арабце, чуя гибель,
В ущельях скользких не скакал.

Но страстная волна Дарьяла
В моей душе рождает гул;
Мне сердце часто повторяло,
Что порывается в аул.

Там где-нибудь в грузинской сакле,
Под стон унывной каманчи,
Еще легенды не иссякли —
Грез неистечные ключи,

Мне верится, твои Тамары,
О магнетический Кавказ,
Еще волшбят в чинарах чары,
Еще не кончили свой сказ...

Еще не высохла Арагва,
Еще не вымер Синодал,
Но Демон пламенно и нагло
Уж не возникнет между скал:

Теперь, когда проник в Эдем он,
Воссев на покоренный трон,
Томится пресыщенный Демон,
И ни о чем не грезит он...

1911. Ноябрь

Кавказская рондель

Январский воздух на Кавказе
Повеял северным апрелем.
Моя любимая, разделим
Свою любовь, как розы — в вазе…

Ты чувствуешь, как в этой фразе
Насыщены все звуки хмелем?
Январский воздух на Кавказе
Повеял северным апрелем.

1917

Запевка

О России петь — что стремиться в храм
По лесным горам, полевым коврам...

О России петь — что весну встречать,
Что невесту ждать, что утешить мать...

О России петь — что тоску забыть,
Что Любовь любить, что бессмертным быть!

1925

Классические розы

В те времена, когда роились грезы
В сердцах людей, прозрачны и ясны,
Как хороши, как свежи были розы
Моей любви, и славы, и весны!

Прошли лета, и всюду льются слезы...
Нет ни страны, ни тех, кто жил в стране...
Как хороши, как свежи ныне розы
Воспоминаний о минувшем дне!

Но дни идут — уже стихают грозы.
Вернуться в дом Россия ищет троп...
Как хороши, как свежи будут розы,
Моей страной мне брошенные в гроб!

1925

Моему народу

Народ оцарен! Царь низложен!
Свободно слово и печать!
Язык остер, как меч без ножен!
Жизнь новую пора начать!

Себя царями осознали
Еще недавние рабы:
Разбили вздорные скрижали
Веленьем солнечной судьбы!

Ты, единенье, — златосила,
Тобою свергнут строй гнилой!
Долой, что было зло и хило!
Долой позорное! Долой!

Долой вчерашняя явь злая:
Вся гнусь! Вся низость! Вся лукавь!
Долой эпоха Николая!
Да здравствует иная явь!

Да здравствует народ весенний,
Который вдруг себя обрел!
Перед тобой клоню колени,
Народ-поэт! Народ-орел!

8 марта 1917

Моя Россия

Моя безбожная Россия,
Священная моя страна!
Ее равнины снеговые,
Ее цыгане кочевые, —
Ах, им ли радость не дана?
Ее порывы огневые,
Ее мечты передовые,
Ее писатели живые,
Постигшие ее до дна!
Ее разбойники святые,
Ее полеты голубые
И наше солнце и луна!
И эти земли неземные,
И эти бунты удалые,
И вся их, вся их глубина!
И соловьи ее ночные,
И ночи пламно-ледяные,
И браги древние хмельные,
И кубки, полные вина!
И тройки бешено степные,
И эти спицы расписные,
И эти сбруи золотые,
И крыльчатые пристяжные,
Их шей лебяжья крутизна!
И наши бабы избяные,
И сарафаны их цветные,
И голоса девиц грудные,
Такие русские, родные,
И молодые, как весна,
И разливные, как волна,
И песни, песни разрывные,
Какими наша грудь полна,
И вся она, и вся она —
Моя ползучая Россия,
Крылатая моя страна!

1924

Русская

Кружевеет, розовеет утром лес,
Паучок по паутинке вверх полез.

Бриллиантится веселая роса.
Что за воздух! что за свет! что за краса!

Хорошо гулять утрами по овсу,
Видеть птичку, лягушонка и осу,

Слушать сонного горлана-петуха,
Обменяться с дальним эхом: «ха-ха-ха!»

Ах, люблю бесцельно утром покричать,
Ах, люблю в березках девку повстречать,

Повстречать и, опираясь на плетень,
Гнать с лица ее предутреннюю тень,

Пробудить ее невыспавшийся сон,
Ей поведать, как в мечтах я вознесен,

Обхватить ее трепещущую грудь,
Растолкать ее для жизни как-нибудь!

1910. Февраль