Клюев Николай Алексеевич

(1884 — 1937)

Совсем неспокойной случилась жизненная дорога мальчика из деревеньки Коштуги, прятавшейся в местах неблизких — сначала в Олонецкой губернии, а после раздела — в Вологодской области. Вот так и хочется предостеречь юного поэта — «не бери пера жар-птицы», ведь наверняка много похожих сказок про коварство и трудный путь к мечте могла поведать маленькому Николаю его мать — сказительница и плачея, которая занималась обучением сына, благодаря ей он умел читать, писать и узнал основы народного песенного склада. Он и сам не раз колдовал над стихами о своем Заонежье, храня в душе «вещих звуков серебро — отлетевшей жаро-птицы самоцветное перо».

Но мало кто слушает сказки через уши своей судьбы, и очень скоро Николай Клюев, учившийся в церковно-приходской школе в 1893–1895 годах, становится уже учеником городских училищ в городах Вытегра и Петрозаводск, а еще чуть позже, в революционном 1905 году, узник в тюрьмах тех же самых городов по очереди. За участие в революционных событиях 1905–1907 годов, за агитацию крестьян, за отказ от армейской присяги по убеждениям. Но перо жар — птицы уводило дальше — в литературные образы и домыслы, которые иногда трудно было отделить от реальности. Сам Клюев в дальнейшем рассказывал, как послушничал в монастырях на Соловках; как был «царём Давидом... белых голубей — христов»; как на Кавказе познакомился с красавцем Али, который, по словам Клюева, «полюбил меня так, как учит Кадра-ночь, которая стоит больше, чем тысячи месяцев...»; как в Ясной Поляне беседовал с Толстым; как встречался с Распутиным; как трижды сидел в тюрьме; как стал известным поэтом, и «литературные собрания, вечера, художественные пирушки, палаты московской знати две зимы подряд мололи меня пёстрыми жерновами моды, любопытства и сытой скуки».

Друзьям — поэтам, любившим тоже заглянуть за кулисы миров, такие рассказы нравились, Александр Блок говорит о нем как о «провозвестнике народной культуры» и «символе загадочной народной веры», а Сергей Есенин и вовсе считает его своим учителем. Другое дело, скучные представители власти — у них к поэту Клюеву отношение совсем нерадостное, и скоро перо жар-птицы осветит совсем печальную картину.

После нескольких лет голодных странствий, около 1922 года, Клюев снова появился в Петрограде и Москве, его новые книги были подвергнуты резкой критике и изъяты из обращения. С 1923 года поэт жил в Ленинграде, а в начале 1930-х переехал в Москву, продолжая долгие годы оставаться в катастрофическом материальном положении, но что еще хуже — в катастрофически напряженных отношениях с власть имущими. Николай Клюев, как и многие новокрестьянские поэты, дистанцировался от советской действительности, разрушавшей традиционный крестьянский мир; в свою очередь советская критика громила его как «идеолога кулачества». После гибели Есенина он написал «Плач о Есенине» (1926), который был вскоре изъят из свободной продажи.

Скоро из обычной свободной жизни изымут и его самого, и уже очень больного в 1934 году арестуют по обвинению в «составлении и распространении контрреволюционных литературных произведений», отправят в Нарымский край, но по ходатайству разных друзей и доброжелателей почти парализованного поэта переведут в Томск, где, будто в насмешку над всеми жар-птицами из всех возможных сказок будут еще не раз арестовывать и наказывать по новым «преступным» делам — как участника церковной контрреволюционной группировки или еще как ответчика по делу о никогда не существовавшей «кадетско-монархической повстанческой организации „Союз спасения России“».

Наверное, даже матушка — сказительница из далекой Олонецкой губернии не могла бы ни в каких фантазиях нагадать такую страшную сказку, что окутала и опутала ее сына, расстрелянного в 1937 году и похороненного в братской могиле на одном из томских пустырей, недалеко от пересыльной тюрьмы, в овраге, который назывался Страшным рвом.

Но остались стихи. Первые появились в печати в 1904 году, первый сборник — «Сосен перезвон» — вышел в 1911 году, а в берлинском издательстве «Скифы» в 1920–1922 годах вышли три сборника стихов Николая Клюева. В 1928 году выходит последний сборник «Изба и поле».

А перо жар-птицы все же подарило немного света сыну урядника и сказительницы-плачеи из далекой северной деревушки: сборники стихов этого «иконописца от поэзии» переиздаются в наши дни, и современные читатели знают его имя.

Клюев Николай Алексеевич

Совсем неспокойной случилась жизненная дорога мальчика из деревеньки Коштуги, прятавшейся в местах неблизких — сначала в Олонецкой губернии, а после раздела — в Вологодской области. Вот так и хочется предостеречь юного поэта — «не бери пера жар-птицы», ведь наверняка много похожих сказок про коварство и трудный путь к мечте могла поведать маленькому Николаю его мать — сказительница и плачея, которая занималась обучением сына, благодаря ей он умел читать, писать и узнал основы народного песенного склада. Он и сам не раз колдовал над стихами о своем Заонежье, храня в душе «вещих звуков серебро — отлетевшей жаро-птицы самоцветное перо».

Но мало кто слушает сказки через уши своей судьбы, и очень скоро Николай Клюев, учившийся в церковно-приходской школе в 1893–1895 годах, становится уже учеником городских училищ в городах Вытегра и Петрозаводск, а еще чуть позже, в революционном 1905 году, узник в тюрьмах тех же самых городов по очереди. За участие в революционных событиях 1905–1907 годов, за агитацию крестьян, за отказ от армейской присяги по убеждениям. Но перо жар — птицы уводило дальше — в литературные образы и домыслы, которые иногда трудно было отделить от реальности. Сам Клюев в дальнейшем рассказывал, как послушничал в монастырях на Соловках; как был «царём Давидом... белых голубей — христов»; как на Кавказе познакомился с красавцем Али, который, по словам Клюева, «полюбил меня так, как учит Кадра-ночь, которая стоит больше, чем тысячи месяцев...»; как в Ясной Поляне беседовал с Толстым; как встречался с Распутиным; как трижды сидел в тюрьме; как стал известным поэтом, и «литературные собрания, вечера, художественные пирушки, палаты московской знати две зимы подряд мололи меня пёстрыми жерновами моды, любопытства и сытой скуки».

Друзьям — поэтам, любившим тоже заглянуть за кулисы миров, такие рассказы нравились, Александр Блок говорит о нем как о «провозвестнике народной культуры» и «символе загадочной народной веры», а Сергей Есенин и вовсе считает его своим учителем. Другое дело, скучные представители власти — у них к поэту Клюеву отношение совсем нерадостное, и скоро перо жар-птицы осветит совсем печальную картину.

После нескольких лет голодных странствий, около 1922 года, Клюев снова появился в Петрограде и Москве, его новые книги были подвергнуты резкой критике и изъяты из обращения. С 1923 года поэт жил в Ленинграде, а в начале 1930-х переехал в Москву, продолжая долгие годы оставаться в катастрофическом материальном положении, но что еще хуже — в катастрофически напряженных отношениях с власть имущими. Николай Клюев, как и многие новокрестьянские поэты, дистанцировался от советской действительности, разрушавшей традиционный крестьянский мир; в свою очередь советская критика громила его как «идеолога кулачества». После гибели Есенина он написал «Плач о Есенине» (1926), который был вскоре изъят из свободной продажи.

Скоро из обычной свободной жизни изымут и его самого, и уже очень больного в 1934 году арестуют по обвинению в «составлении и распространении контрреволюционных литературных произведений», отправят в Нарымский край, но по ходатайству разных друзей и доброжелателей почти парализованного поэта переведут в Томск, где, будто в насмешку над всеми жар-птицами из всех возможных сказок будут еще не раз арестовывать и наказывать по новым «преступным» делам — как участника церковной контрреволюционной группировки или еще как ответчика по делу о никогда не существовавшей «кадетско-монархической повстанческой организации „Союз спасения России“».

Наверное, даже матушка — сказительница из далекой Олонецкой губернии не могла бы ни в каких фантазиях нагадать такую страшную сказку, что окутала и опутала ее сына, расстрелянного в 1937 году и похороненного в братской могиле на одном из томских пустырей, недалеко от пересыльной тюрьмы, в овраге, который назывался Страшным рвом.

Но остались стихи. Первые появились в печати в 1904 году, первый сборник — «Сосен перезвон» — вышел в 1911 году, а в берлинском издательстве «Скифы» в 1920–1922 годах вышли три сборника стихов Николая Клюева. В 1928 году выходит последний сборник «Изба и поле».

А перо жар-птицы все же подарило немного света сыну урядника и сказительницы-плачеи из далекой северной деревушки: сборники стихов этого «иконописца от поэзии» переиздаются в наши дни, и современные читатели знают его имя.


Стихи О Санкт-Петербурге

Стихи о России

О каких местах писал поэт

Из подвалов, из темных углов...

Из подвалов, из темных углов,
От машин и печей огнеглазых
Мы восстали могучей громов,
Чтоб увидеть всё небо в алмазах,
Уловить серафимов хвалы,
Причаститься из Спасовой чаши!
Наши юноши — в тучах орлы,
Звезд задумчивей девушки наши.

Город-дьявол копытами бил,
Устрашая нас каменным зевом.
У страдальческих теплых могил
Обручились мы с пламенным гневом.
Гнев повел нас на тюрьмы, дворцы,
Где на правду оковы ковались...
Не забыть, как с детями отцы
И с невестою милый прощались...

Мостовые расскажут о нас,
Камни знают кровавые были...
В золотой, победительный час
Мы сраженных орлов схоронили.
Поле Марсово — красный курган,
Храм победы и крови невинной...
На державу лазоревых стран
Мы помазаны кровью орлиной.

Конец 1917 или начало 1918

Мой край, мое поморье...

Мой край, мое поморье,
Где песни в глубине!
Твои лядины, взгорья
Дозорены Егорьем
На лебеде-коне!

Твоя судьба — гагара
С Кащеевым яйцом,
С лучиною стожары,
И повитухи-хмары
Склонились над гнездом.

Ты посвети лучиной,
Синебородый дед!
Гнездо шумит осиной,
Ямщицкою кручиной
С метелицей вослед.

За вьюжною кибиткой
Гагар нескор полет...
Тебе бы сад с калиткой
Да опашень враскидку
У лебединых вод.

Боярышней собольей
Привиделся ты мне,
Но в сорок лет до боли
Глядеть в глаза сокольи
Зазорно в тишине.

Приснился ты белицей —
По бровь холстинный плат,
Но Алконостом-птицей
Иль вещею зегзицей
Не кануть в струнный лад.

Остались только взгорья,
Ковыль да синь-туман,
Меж тем как редкоборьем
Над лебедем-Егорьем
Орлит аэроплан.

1927