Лермонтов Михаил Юрьевич

(1814 — 1841)

Наверное, отношение нашего общества к навсегда оставшемуся 26 летним молодому человеку по имени Михаил Лермонтов очень похоже на отношение в семье к самому младшему и позднему ребенку — любят его безоглядно, все слабости окружают ореолом необычности, все достоинства носят как герб семейного рода и каждый жизненный шаг принимают как событие, — это всё от понимания того, что появившаяся в национальной семье подобная благословенная личность есть как бы последний чудесный, волшебно подаренный роскошный мостик из разного, но однозначно живого прошлого в предсказуемо не очень веселое, заранее обреченное на потрясения со смертельным исходом будущее, с очень бесперспективной концовкой. Вроде бы обычный барчук Мишенька, каких тысячи было на Руси, а позднее вынужденный корнет и храбрый поручик, которых в те времена было в каждой усадьбе на любой выбор, обернулся последним поэтическим романтиком, борцом, символом протеста. Он и зазвучал-то громче всего в связи со смертью другой российской надежды, Александра Пушкина, написав в 1837 м гневные, обличающие власть стихи, грозящие будущими расплатами, но и весь остальной период его творчества — это тоже борьба на границе эпох. И, конечно, поэтому тогдашняя власть никак не разделяла нашу сегодняшнюю любовь к этому неспокойному юноше.

Маленькому Мишелю, родившемуся в Москве, вообще с любовью не повезло с младенчества. Сложные отношения отца и матери, ее ранняя смерть, невнятная личность отца, которого ненавидела твердая, властная, деспотичная бабушка из рода Столыпиных, отдавшая всю свою безграничную по силе и эгоизму любовь единственному внуку — из такого замеса обычно не получается настоящей, теплой, поддерживающей по жизни любящей семьи.

Детские и юношеские годы будущего поэта прошли в имении бабушки Тарханы в Пензенской губернии, где мальчика обучали нанятые учителя. Он много болел, и слабость телесная породила необычайную нравственную энергию.

Потом Михаила повезут в Москву, он будет воспитываться с сентября 1828 года в столичном университетском пансионе, а позднее, осенью 1830 года, поступит в Московский университет, выбрав нравственно-политическое отделение, а позднее — словесное, и два года будет учиться вместе с Виссарионом Белинским, Александром Герценом и Николаем Огаревым. Там же напишет драму «Странный человек», в которой осуждалось крепостное право, непременно проявит дерзкий нрав и неучтивость, и на экзаменах преподаватели ему все припомнили: юноша «завалил» экзамены.

Но Москву и университет поэт вспоминал с благодарностью. Для поэтической деятельности университетские годы оказались очень плодотворны. Талант его зрел быстро, духовный мир определялся резко, Лермонтов усердно посещает московские салоны, балы, маскарады, он знает действительную цену этих развлечений, но молодость пока позволяет быть весёлым, разделять удовольствия других, и его бурная и гордая поэзия вполне сочетается с его светскими талантами.

После переезда в Петербург в 1832 году Михаил Лермонтов будет учиться в Школе гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров два «злополучных года», как он сам напишет, хотя при этом юнкерский разгул и забиячество предоставили ему теперь самую удобную среду для развития каких угодно «несовершенств».

И тут на первый план выходит Кавказ, на сцене Российского государства вообще персонаж роковой и знаменитый. Для Лермонтова он открыл свои минеральные воды еще тогда, когда в 10-летнем возрасте бабушка возила его туда на лечение. А после отчаянных строчек на смерть Пушкина поэта отправляют туда в ссылку, уже на исправление, в составе Нижегородского драгунского полка, действовавшего на Кавказе. Он пробудет там пока всего несколько месяцев 1838 года, но впечатления от природы Кавказа, жизни горцев очень изменили его в нравственном отношении, а кавказский фольклор лег в основу многих произведений. Природа приковала всё внимание Лермонтова; он готов «целую жизнь» сидеть и любоваться её красотой; общество будто утратило для него привлекательность, юношеская весёлость исчезла и даже светские дамы замечали «чёрную меланхолию» на его лице. В глубине же души рождаются художественные образы, которые иллюстрируют основное настроение поэта — сознание одиночества среди всего мироздания. Кавказ обновил давнишние грёзы, соединил их с реальностью, и создаются поэмы «Демон» и «Мцыри».

Разлука с Кавказом была недолгой, эта географическая точка не любит отпускать наших поэтов: в наказание за участие в дуэли в апреле 1840 года Лермонтов был переведён обратно на Кавказ, в Тенгинский пехотный полк, фактически на передовую Кавказской войны, куда он и выехал в первых числах мая. В эту ссылку он отличится в боевых действиях и напишет роман «Герой нашего времени», приедет в отпуск в Петербург зимой 1840–1841 годов, но весной 1841 года был вынужден возвратиться в свой полк. По дороге туда он заедет в город Землянск Воронежской губернии, где встретит однополчанина, и вместе с ним посетит друга в имении Семидубравное недалеко от Воронежа, потом будет в Ставрополе, где стоял Тенгинский полк, и, наконец, приедет в Пятигорск. Здесь и состоится 15 июля (27 июля) 1841 года последняя дуэль Лермонтова, здесь он и будет вначале похоронен, но в марте 1842 года слуги бабушки поэта увезли прах Лермонтова в свинцовом и засмолённом гробу в семейный склеп села Тарханы, и 23 апреля (5 мая) 1842 года в фамильной часовне-усыпальнице состоялось погребение поэта рядом с могилами матери и деда.

Некоторые литературоведы, сопоставляя творческий багаж Михаила Лермонтова с количеством прожитых лет, делают вывод, что перед нами гений. В 10 он сочинял пьесы для домашнего театра, в подлиннике читал французских, немецких и английских классиков, прекрасно рисовал, в 15 написал первую редакцию поэмы «Демон», в 20 — драму в стихах «Маскарад», в 24 — роман «Герой нашего времени».

Но мы и без литературоведов знаем бесценность этого юноши и всей Россией дарим ему нашу любовь. В конце концов именно ее искал он всю свою короткую жизнь. Как и обещал литературный критик Белинский, «гармонические звуки его поэзии будут слышны в повседневном разговоре толпы, между толками ее о житейских заботах», добавляя в общем-то известное — «...а мне кажется, что... Пушкин умер не без наследника».

И, как случается в истории, у провидения для таких избранных фигур хранятся заготовленными мистические сценарии. По преданию, после рождения внука и в честь него любящая бабушка поэта в семи верстах от Тархан основала новое село, на старом хуторе, с названием Михайловское. Чуть позднее Михайловское слилось с Тарханами. Там-то и находится часовня со склепом, где захоронен поэт.

А ведь в России и объяснять никому не надо, в чем мистика этих названий...

Лермонтов Михаил Юрьевич

Наверное, отношение нашего общества к навсегда оставшемуся 26 летним молодому человеку по имени Михаил Лермонтов очень похоже на отношение в семье к самому младшему и позднему ребенку — любят его безоглядно, все слабости окружают ореолом необычности, все достоинства носят как герб семейного рода и каждый жизненный шаг принимают как событие, — это всё от понимания того, что появившаяся в национальной семье подобная благословенная личность есть как бы последний чудесный, волшебно подаренный роскошный мостик из разного, но однозначно живого прошлого в предсказуемо не очень веселое, заранее обреченное на потрясения со смертельным исходом будущее, с очень бесперспективной концовкой. Вроде бы обычный барчук Мишенька, каких тысячи было на Руси, а позднее вынужденный корнет и храбрый поручик, которых в те времена было в каждой усадьбе на любой выбор, обернулся последним поэтическим романтиком, борцом, символом протеста. Он и зазвучал-то громче всего в связи со смертью другой российской надежды, Александра Пушкина, написав в 1837 м гневные, обличающие власть стихи, грозящие будущими расплатами, но и весь остальной период его творчества — это тоже борьба на границе эпох. И, конечно, поэтому тогдашняя власть никак не разделяла нашу сегодняшнюю любовь к этому неспокойному юноше.

Маленькому Мишелю, родившемуся в Москве, вообще с любовью не повезло с младенчества. Сложные отношения отца и матери, ее ранняя смерть, невнятная личность отца, которого ненавидела твердая, властная, деспотичная бабушка из рода Столыпиных, отдавшая всю свою безграничную по силе и эгоизму любовь единственному внуку — из такого замеса обычно не получается настоящей, теплой, поддерживающей по жизни любящей семьи.

Детские и юношеские годы будущего поэта прошли в имении бабушки Тарханы в Пензенской губернии, где мальчика обучали нанятые учителя. Он много болел, и слабость телесная породила необычайную нравственную энергию.

Потом Михаила повезут в Москву, он будет воспитываться с сентября 1828 года в столичном университетском пансионе, а позднее, осенью 1830 года, поступит в Московский университет, выбрав нравственно-политическое отделение, а позднее — словесное, и два года будет учиться вместе с Виссарионом Белинским, Александром Герценом и Николаем Огаревым. Там же напишет драму «Странный человек», в которой осуждалось крепостное право, непременно проявит дерзкий нрав и неучтивость, и на экзаменах преподаватели ему все припомнили: юноша «завалил» экзамены.

Но Москву и университет поэт вспоминал с благодарностью. Для поэтической деятельности университетские годы оказались очень плодотворны. Талант его зрел быстро, духовный мир определялся резко, Лермонтов усердно посещает московские салоны, балы, маскарады, он знает действительную цену этих развлечений, но молодость пока позволяет быть весёлым, разделять удовольствия других, и его бурная и гордая поэзия вполне сочетается с его светскими талантами.

После переезда в Петербург в 1832 году Михаил Лермонтов будет учиться в Школе гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров два «злополучных года», как он сам напишет, хотя при этом юнкерский разгул и забиячество предоставили ему теперь самую удобную среду для развития каких угодно «несовершенств».

И тут на первый план выходит Кавказ, на сцене Российского государства вообще персонаж роковой и знаменитый. Для Лермонтова он открыл свои минеральные воды еще тогда, когда в 10-летнем возрасте бабушка возила его туда на лечение. А после отчаянных строчек на смерть Пушкина поэта отправляют туда в ссылку, уже на исправление, в составе Нижегородского драгунского полка, действовавшего на Кавказе. Он пробудет там пока всего несколько месяцев 1838 года, но впечатления от природы Кавказа, жизни горцев очень изменили его в нравственном отношении, а кавказский фольклор лег в основу многих произведений. Природа приковала всё внимание Лермонтова; он готов «целую жизнь» сидеть и любоваться её красотой; общество будто утратило для него привлекательность, юношеская весёлость исчезла и даже светские дамы замечали «чёрную меланхолию» на его лице. В глубине же души рождаются художественные образы, которые иллюстрируют основное настроение поэта — сознание одиночества среди всего мироздания. Кавказ обновил давнишние грёзы, соединил их с реальностью, и создаются поэмы «Демон» и «Мцыри».

Разлука с Кавказом была недолгой, эта географическая точка не любит отпускать наших поэтов: в наказание за участие в дуэли в апреле 1840 года Лермонтов был переведён обратно на Кавказ, в Тенгинский пехотный полк, фактически на передовую Кавказской войны, куда он и выехал в первых числах мая. В эту ссылку он отличится в боевых действиях и напишет роман «Герой нашего времени», приедет в отпуск в Петербург зимой 1840–1841 годов, но весной 1841 года был вынужден возвратиться в свой полк. По дороге туда он заедет в город Землянск Воронежской губернии, где встретит однополчанина, и вместе с ним посетит друга в имении Семидубравное недалеко от Воронежа, потом будет в Ставрополе, где стоял Тенгинский полк, и, наконец, приедет в Пятигорск. Здесь и состоится 15 июля (27 июля) 1841 года последняя дуэль Лермонтова, здесь он и будет вначале похоронен, но в марте 1842 года слуги бабушки поэта увезли прах Лермонтова в свинцовом и засмолённом гробу в семейный склеп села Тарханы, и 23 апреля (5 мая) 1842 года в фамильной часовне-усыпальнице состоялось погребение поэта рядом с могилами матери и деда.

Некоторые литературоведы, сопоставляя творческий багаж Михаила Лермонтова с количеством прожитых лет, делают вывод, что перед нами гений. В 10 он сочинял пьесы для домашнего театра, в подлиннике читал французских, немецких и английских классиков, прекрасно рисовал, в 15 написал первую редакцию поэмы «Демон», в 20 — драму в стихах «Маскарад», в 24 — роман «Герой нашего времени».

Но мы и без литературоведов знаем бесценность этого юноши и всей Россией дарим ему нашу любовь. В конце концов именно ее искал он всю свою короткую жизнь. Как и обещал литературный критик Белинский, «гармонические звуки его поэзии будут слышны в повседневном разговоре толпы, между толками ее о житейских заботах», добавляя в общем-то известное — «...а мне кажется, что... Пушкин умер не без наследника».

И, как случается в истории, у провидения для таких избранных фигур хранятся заготовленными мистические сценарии. По преданию, после рождения внука и в честь него любящая бабушка поэта в семи верстах от Тархан основала новое село, на старом хуторе, с названием Михайловское. Чуть позднее Михайловское слилось с Тарханами. Там-то и находится часовня со склепом, где захоронен поэт.

А ведь в России и объяснять никому не надо, в чем мистика этих названий...


Стихи О Пятигорске

Стихи о России

О каких местах писал поэт

Аул Бастунжи (отрывок из поэмы)

1
Тебе, Кавказ, — суровый царь земли —
Я снова посвящаю стих небрежный:
Как сына ты его благослови
И осени вершиной белоснежной!
От ранних лет кипит в моей крови
Твой жар и бурь твоих порыв мятежный;
На севере в стране тебе чужой
Я сердцем твой, — всегда и всюду твой!..
2
Твоих вершин зубчатые хребты
Меня носили в царстве урагана,
И принимал меня, лелея, ты
В объятия из синего тумана.
И я глядел в восторге с высоты,
И подо мной, как остов великана,
В степи обросший мохом и травой,
Лежали горы грудой вековой.
3
Над детской головой моей венцом
Свивались облака твои седые;
Когда по ним гремя катался гром,
И пробудясь от сна, как часовые,
Пещеры окликалися кругом,
Я понимал их звуки роковые,
Я в край надзвездный пылкою душой
Летал на колеснице громовой!..
4
Моей души не понял мир. Ему
Души не надо. Мрак ее глубокой,
Как вечности таинственную тьму,
Ничье живое не проникнет око.
И в ней-то, недоступные уму,
Живут воспоминанья о далекой
Святой земле… ни свет, ни шум земной
Их не убьет… я твой! Я всюду твой!..
Глава первая
I
Между Машуком и Бешту, назад
Тому лет тридцать, был аул, горами
Закрыт от бурь и вольностью богат.
Его уж нет. Кудрявыми кустами
Покрыто поле: дикий виноград
Цепляясь вьется длинными хвостами
Вокруг камней, покрытых сединой,
С вершин соседних сброшенных грозой!..
II
Ни бранный шум, ни песня молодой
Черкешенки уж там не слышны боле;
И в знойный, летний день табун степной
Без стражи ходит там, один, по воле;
И без оглядки с пикой за спиной
Донской казак въезжает в это поле;
И безопасно в небесах орел,
Чертя круги, глядит на тихий дол.
III
И там, когда вечерняя заря
Бледнеющим румянцем одевает
Вершины гор, — пустынная змея
Из-под камней резвяся выползает;
На ней рябая блещет чешуя
Серебряным отливом, как блистает
Разбитый меч, оставленный бойцом
В густой траве на поле роковом.
IV
Сгорел аул — и слух об нем исчез.
Его сыны рассыпаны в чужбине…
Лишь пред огнем, в туманный день, черкес
Порой об нем рассказывает ныне
При малых детях. — И чужих небес
Питомец, проезжая по пустыне,
Напрасно молвит казаку: «Скажи,
Не знаешь ли аула Бастунджи?»
<…>

1833—1834

Измаил-Бей (отрывок)

Восточная повесть
(отрывок)

Опять явилось вдохновенье
Душе безжизненной моей
И превращает в песнопенье
Тоску, развалину страстей.
Так, посреди чужих степей,
Подруг внимательных не зная,
Прекрасный путник, птичка рая
Сидит на дереве сухом,
Блестя лазоревым крылом;
Пускай ревет, бушует вьюга…
Она поет лишь об одном,
Она поет о солнце юга!..

Часть первая
So moved on earth Circassia’s daughter
The loveliest bird of Franguestan!
Byron. The Giaour.
1
Приветствую тебя, Кавказ седой!
Твоим горам я путник не чужой:
Они меня в младенчестве носили
И к небесам пустыни приучили.
И долго мне мечталось с этих пор
Всё небо юга да утесы гор.
Прекрасен ты, суровый край свободы,
И вы, престолы вечные природы,
Когда, как дым синея, облака
Под вечер к вам летят издалека,
Над вами вьются, шепчутся, как тени,
Как над главой огромных привидений
Колеблемые перья, — и луна
По синим сводам странствует одна.
2
Как я любил, Кавказ мой величавый,
Твоих сынов воинственные нравы,
Твоих небес прозрачную лазурь
И чудный вой мгновенных, громких бурь,
Когда пещеры и холмы крутые
Как стражи окликаются ночные;
И вдруг проглянет солнце, и поток
Озолотится, и степной цветок,
Душистую головку поднимая,
Блистает, как цветы небес и рая…
В вечерний час дождливых облаков
Я наблюдал разодранный покров;
Лиловые, с багряными краями,
Одни еще грозят, и над скалами
Волшебный замок, чудо древних дней,
Растет в минуту; но еще скорей
Его рассеет ветра дуновенье!
Так прерывает резкий звук цепей
Преступного страдальца сновиденье,
Когда он зрит холмы своих полей…
Меж тем белей, чем горы снеговые,
Идут на запад облака другие
И, проводивши день, теснятся в ряд,
Друг через друга светлые глядят
Так весело, так пышно и беспечно,
Как будто жить и нравиться им вечно!..
3
И дики тех ущелий племена,
Им бог — свобода, их закон — война,
Они растут среди разбоев тайных,
Жестоких дел и дел необычайных;
Там в колыбели песни матерей
Пугают русским именем детей;
Там поразить врага — не преступленье;
Верна там дружба, но вернее мщенье;
Там за добро — добро, и кровь — за кровь,
И ненависть безмерна, как любовь.
<...>

1832

Кавказ

Хотя я судьбой на заре моих дней,
О южные горы, отторгнут от вас,
Чтоб вечно их помнить, там надо быть раз:
Как сладкую песню отчизны моей,
Люблю я Кавказ.

В младенческих летах я мать потерял.
Но мнилось, что в розовый вечера час
Та степь повторяла мне памятный глас.
За это люблю я вершины тех скал,
Люблю я Кавказ.

Я счастлив был с вами, ущелия гор,
Пять лет пронеслось: всё тоскую по вас.
Там видел я пару божественных глаз;
И сердце лепечет, воспомня тот взор:
Люблю я Кавказ!..

1830

Крест на скале

В теснине Кавказа я знаю скалу,
Туда долететь лишь степному орлу,
Но крест деревянный чернеет над ней,
Гниет он и гнется от бурь и дождей.

И много уж лет протекло без следов
С тех пор, как он виден с далеких холмов.
И каждая кверху подъята рука,
Как будто он хочет схватить облака.

О если б взойти удалось мне туда,
Как я бы молился и плакал тогда;
И после я сбросил бы цепь бытия
И с бурею братом назвался бы я!

1830

Синие горы Кавказа, приветствую вас...

Синие горы Кавказа, приветствую вас!
вы взлелеяли детство мое;
вы носили меня на своих одичалых хребтах,
облаками меня одевали,
вы к небу меня приучили,
и я с той поры все мечтаю об вас да о небе.
Престолы природы, с которых как дым улетают громовые тучи,
кто раз лишь на ваших вершинах творцу помолился,
тот жизнь презирает,
хотя в то мгновенье гордился он ею!..

Часто во время зари я глядел на снега и далекие льдины утесов;
они так сияли в лучах восходящего солнца,
и в розовый блеск одеваясь, они,
между тем как внизу все темно,
возвещали прохожему утро.
И розовый цвет их подобился цвету стыда:
как будто девицы,
когда вдруг увидят мужчину купаясь,
в таком уж смущеньи,
что белой одежды накинуть на грудь не успеют.

Как я любил твои бури, Кавказ!
те пустынные громкие бури,
которым пещеры как стражи ночей отвечают!..
На гладком холме одинокое дерево,
ветром, дождями нагнутое,
иль виноградник, шумящий в ущелье,
и путь неизвестный над пропастью,
где, покрываяся пеной,
бежит безымянная речка,
и выстрел нежданный,
и страх после выстрела:
враг ли коварный иль просто охотник...
все, все в этом крае прекрасно.

Воздух там чист, как молитва ребенка;
И люди как вольные птицы живут беззаботно;
Война их стихия; и в смуглых чертах их душа говорит.
В дымной сакле, землей иль сухим тростником
Покровенной, таятся их жены и девы и чистят оружье,
И шьют серебром — в тишине увядая
Душою — желающей, южной, с цепями судьбы незнакомой

1832

Утро на Кавказе

Светает — вьется дикой пеленой
Вокруг лесистых гор туман ночной;
Еще у ног Кавказа тишина;
Молчит табун, река журчит одна.
Вот на скале новорожденный луч
Зарделся вдруг, прорезавшись меж туч,
И розовый по речке и шатрам
Разлился блеск, и светит там и там:
Так девушки, купаяся в тени,
Когда увидят юношу они,
Краснеют все, к земле склоняют взор:
Но как бежать, коль близок милый вор!..

1830

Прекрасны вы, поля земли родной...

Прекрасны вы, поля земли родной,
Еще прекрасней ваши непогоды;
Зима сходна в ней с первою зимой,
Как с первыми людьми ее народы!..
Туман здесь одевает неба своды!
И степь раскинулась лиловой пеленой,
И так она свежа, и так родня с душой,
Как будто создана лишь для свободы...

Но эта степь любви моей чужда;
Но этот снег летучий, серебристый
И для страны порочной слишком чистый
Не веселит мне сердца никогда.
Его одеждой хладной, неизменной
Сокрыта от очей могильная гряда
И позабытый прах, но мне,
но мне бесценный.

1831

Родина

Люблю отчизну я, но странною любовью!
Не победит ее рассудок мой.
Ни слава, купленная кровью,
Ни полный гордого доверия покой,
Ни темной старины заветные преданья
Не шевелят во мне отрадного мечтанья.

Но я люблю — за что, не знаю сам —
Ее степей холодное молчанье,
Ее лесов безбрежных колыханье,
Разливы рек ее, подобные морям;
Проселочным путем люблю скакать в телеге
И, взором медленным пронзая ночи тень,
Встречать по сторонам, вздыхая о ночлеге,
Дрожащие огни печальных деревень;
Люблю дымок спаленной жнивы,
В степи ночующий обоз
И на холме средь желтой нивы
Чету белеющих берез.
С отрадой, многим незнакомой,
Я вижу полное гумно,
Избу, покрытую соломой,
С резными ставнями окно;
И в праздник, вечером росистым,
Смотреть до полночи готов
На пляску с топаньем и свистом
Под говор пьяных мужичков.

1841

Смерть поэта

Погиб поэт! — невольник чести —
Пал, оклеветанный молвой,
С свинцом в груди и жаждой мести,
Поникнув гордой головой!..
Не вынесла душа поэта
Позора мелочных обид,
Восстал он против мнений света
Один, как прежде... и убит!
Убит!.. К чему теперь рыданья,
Пустых похвал ненужный хор
И жалкий лепет оправданья?
Судьбы свершился приговор!
Не вы ль сперва так злобно гнали
Его свободный, смелый дар
И для потехи раздували
Чуть затаившийся пожар?
Что ж? веселитесь... Он мучений
Последних вынести не мог:
Угас, как светоч, дивный гений,
Увял торжественный венок.
.....................................................
А вы, надменные потомки
Известной подлостью прославленных отцов,
Пятою рабскою поправшие обломки
Игрою счастия обиженных родов!
Вы, жадною толпой стоящие у трона,
Свободы, Гения и Славы палачи!
Таитесь вы под сению закона,
Пред вами суд и правда — всё молчи!..
Но есть и божий суд, наперсники разврата!
Есть грозный суд: он ждет;
Он не доступен звону злата,
И мысли, и дела он знает наперед.
Тогда напрасно вы прибегнете к злословью:
Оно вам не поможет вновь,
И вы не смоете всей вашей черной кровью
Поэта праведную кровь!

1837