Мережковский Дмитрий Сергеевич

(1866 — 1938)

Русский писатель, поэт, литературный критик, переводчик, историк, религиозный философ, общественный деятель, муж поэтессы Зинаиды Гиппиус, Д.С. Мережковский был ярким представителем Серебряного века, вошёл в историю как один из основателей русского символизма, основоположник нового для русской литературы жанра историософского романа, один из пионеров религиозно-философского подхода к анализу литературы, выдающийся эссеист и литературный критик. Это хрестоматийное определение хорошо для учебника по литературе, а для понимания, что за личность стоит за этими званиями, начинать лучше со 2 го августа 1865 года, когда в Петербурге, «на Елагином острове, в одном из дворцовых зданий, где наша семья проводила лето на даче», как писал сам Дмитрий Сергеевич, в дворянской семье нетитулованного рода Мережковских родился один из девяти детей, младший из сыновей. Отец занимал важные государственные должности и вспоминался мальчику как «угрюмый, ожесточённый тяжелой чиновничьей лямкой времен николаевских» человек, который относился к детям «...в основном как к источнику шума и хлопот, проявляя отеческую заботу о них лишь материально». Мать, гордившаяся тем, что в числе ее предков были князья Курбские, вспоминалась всегда как образ, наделенный «редкостной красотой и ангельским характером», она умело управляла сухим, эгоистичным, но боготворившим её мужем и по возможности потакала детям, которым тот «отказывал в любых проявлениях ласки и теплоты». Из всей этой комбинации в результате для Мережковского в юности осталась «...отягощённая роскошью отчуждённость», а уже для более взрослого Мережковского пригодилась та самая, идущая из детства «психология сыновнего противостояния отцу», которая много лет спустя подверглась «сложной интеллектуальной и духовной разработке» и послужила духовной основой, как он сам считал, для многих его исторических сочинений. Туда же можно добавить и влияние старой няни, на которую «часто уезжая, оставляли детей родители» и которая во множестве рассказывала русские сказки и жития святых: впоследствии поэт и писатель делал предположения, что именно она была причиной религиозности, уже в раннем детстве проявившейся в его характере. И неудивительно, что самым ярким и добрым воспоминанием детства для Дмитрия остались поездки в Крым, где у Мережковских было имение по дороге к знаменитому водопаду Учан-Су. Спустя годы Мережковский доставал из глубин души и памяти крымские «...белые мраморные колонны на морской синеве — ...вечный символ древней Греции».

В 1876 году Д.С. Мережковский начал обучение в классической гимназии Петербурга, вспоминая о годах там как о «зубрежке и выправке», но уже тринадцатилетним гимназистом начал писать первые стихи, там же заинтересовался творчеством Мольера и даже организовал «мольеровский кружок». После гимназии, в 1884 году, Мережковский поступил на историко-филологический факультет Петербургского университета, здесь увлекся философией позитивизма (О. Конт, Г. Спенсер), теориями Дж. С. Милля и Ч. Дарвина, проявил интерес к современной французской литературе. Окончив университет в 1888 году, он решил посвятить себя исключительно литературному труду. До этого в 1883 году два стихотворения Мережковского появились в журнале «Отечественные записки», и именно они считаются его дебютом в «большой литературе». В дальнейшем публикаций будет много, и в основном на темы «одиночества поэта, призрачности жизни и обманчивости чувств», для стихов были характерны «ноты скорбной гражданственности, сомнений, разочарований в высоких устремлениях, минорной интимности».

При этом поэт много путешествовал по России. Большое влияние на Мережковского оказал Г.И. Успенский. И молодой поэт ездил к нему в Чудово, где ночами напролёт вёл беседы о «религиозном смысле жизни», о том, как важно «обращаться к народному миросозерцанию, к власти земли». Под влиянием Успенского Мережковский ещё летом 1883 года, во время студенческих каникул, совершил путешествие по Волге, где познакомился с народным проповедником, близким к «толстовству», Василием Сютаевым, основателем религиозного учения «непротивленчества и нравственного самоусовершенствования». Позже с теми же целями он побывал в Оренбуржье, Уфе, Тверской губернии, некоторое время всерьёз рассматривая возможность «осесть в глубинке» в качестве сельского учителя.

В июне 1902 года он с женой посетил берега озера Светлояр в Нижегородской губернии, берега которого, по преданию, скрывают град Китеж, где близко общался со староверами. «Мережковский наш, он с нами притчами говорил», — делились впечатлениями о своём необычном госте сектанты из глухой костромской деревушки. Позже, собирая материалы для романа о царевиче Алексее, Мережковский посетил Керженские леса Семёновского уезда, гнездо русского раскола. «Невозможно передать всего энтузиазма, с которым он рассказывал и о крае этом, и о людях», — вспоминали слушатели Мережковского.

Бывал он и на юге России — в начале мая 1888 года, по окончании университета, он едет сначала в Одессу, оттуда морем — в Сухум, потом по Военно-Грузинской дороге в Боржом, где и встретил свою жену Зинаиду Гиппиус и уже в январе 1889 года, в Тифлисе они обвенчались, а вскоре переехали в Петербург. Оттуда ездили в Крым и обратно, поэт сотрудничал во многих журналах, создает новые поэмы, работает над новыми романами. Весной 1891 года пара стартовала в первую совместную поездку в Европу: через Варшаву и Вену — в Венецию, где встретили путешествовавших по Италии А.П. Чехова и А.С. Суворина, которые на некоторое время стали их спутниками. Из Венеции все вчетвером направились в Флоренцию и Рим; там Мережковские получили приглашение А.Н. Плещеева посетить его в Париже, где пробыли весь май. А на обратном пути в Россию заехали на дачу Гиппиус в имении Глубокое под Вышним Волочком, и всюду писатель много пишет, работает над романом.

За границу они будут ездить еще много раз, объедут всю Европу и всякий раз, возвращаясь в Россию, останавливались подолгу в том самом «Глубоком» в Тверской области, где поэт написал новые романы. Зимы в Петербурге с 1983 года — это популярные литературные кружки, регулярные «среды» и «пятницы» в салонах литераторов, собрания «Литературного фонда», театры, встречи, знакомства, творческие победы. Романы Мережковского дают ему европейскую известность, ставят на новый уровень в русской литературе того времени.

Новое тысячелетие Мережковский встречает попыткой организации особого «религиозного братства», создания «новой церкви», проведением «мистических собраний» и религиозно- философских собраний на дому, которые должны закрепить и развить идею своего рода трибуны для «свободного обсуждения вопросов церкви и культуры... неохристианства, общественного устройства и совершенствования человеческой природы». С 1900 года они с супругой искали всякие возможности для создания своего журнала, лето 1902 года провели в имении Заклинье под Лугой, работая над концепцией журнала, в 1904 году ездили в Ясную Поляну к Льву Толстому, обсуждали вопросы религии.

Пристальное внимание к миру вокруг, умение различать порядок вещей и прислушиваться к нюансам поведения и душевных порывов часто позволяют именно поэтам предвидеть и предсказать события. Поэты начала века очень старались, у многих даже получилось. Но предотвратить наступающее безвременье поэтам не дано. И страшное 9 января — Кровавое воскресенье, и все три революции подряд последним печальным исходом встретили поэта Мережковского и повели за собой. После расстрела народного шествия и позора в Русско-японской войне он сообщил, что уверился в «антихристианской» сущности русского самодержавия и был убеждён в эти годы, что революция не только не противоречит христианскому учению, но, напротив, вытекает из него. Чуть позднее энтузиазм поэта пойдет на спад, и блеснувшая жар-птицей вера в то, что Февральская революция 1917 года поможет «установлению демократии» и «даст возможность расцвета идей свободы (в том числе и религиозной) перед лицом закона», завершилась депрессией. А уже Октябрьские события вызвали просто яростный протест Мережковского. Он истолковал происшедшее как разгул «хамства», воцарение «народа-Зверя», смертельно опасного для всей мировой цивилизации, торжество «надмирного зла». В результате Мережковским удалось в 1917 году покинуть чужую теперь для них Россию, и остальная жизнь поэта пройдет в эмиграции, в основном во Франции, где поэт скончался в 1938 году и был похоронен на Парижском кладбище Сент-Женевьев-де-Буа.

Мережковский Дмитрий Сергеевич

Русский писатель, поэт, литературный критик, переводчик, историк, религиозный философ, общественный деятель, муж поэтессы Зинаиды Гиппиус, Д.С. Мережковский был ярким представителем Серебряного века, вошёл в историю как один из основателей русского символизма, основоположник нового для русской литературы жанра историософского романа, один из пионеров религиозно-философского подхода к анализу литературы, выдающийся эссеист и литературный критик. Это хрестоматийное определение хорошо для учебника по литературе, а для понимания, что за личность стоит за этими званиями, начинать лучше со 2 го августа 1865 года, когда в Петербурге, «на Елагином острове, в одном из дворцовых зданий, где наша семья проводила лето на даче», как писал сам Дмитрий Сергеевич, в дворянской семье нетитулованного рода Мережковских родился один из девяти детей, младший из сыновей. Отец занимал важные государственные должности и вспоминался мальчику как «угрюмый, ожесточённый тяжелой чиновничьей лямкой времен николаевских» человек, который относился к детям «...в основном как к источнику шума и хлопот, проявляя отеческую заботу о них лишь материально». Мать, гордившаяся тем, что в числе ее предков были князья Курбские, вспоминалась всегда как образ, наделенный «редкостной красотой и ангельским характером», она умело управляла сухим, эгоистичным, но боготворившим её мужем и по возможности потакала детям, которым тот «отказывал в любых проявлениях ласки и теплоты». Из всей этой комбинации в результате для Мережковского в юности осталась «...отягощённая роскошью отчуждённость», а уже для более взрослого Мережковского пригодилась та самая, идущая из детства «психология сыновнего противостояния отцу», которая много лет спустя подверглась «сложной интеллектуальной и духовной разработке» и послужила духовной основой, как он сам считал, для многих его исторических сочинений. Туда же можно добавить и влияние старой няни, на которую «часто уезжая, оставляли детей родители» и которая во множестве рассказывала русские сказки и жития святых: впоследствии поэт и писатель делал предположения, что именно она была причиной религиозности, уже в раннем детстве проявившейся в его характере. И неудивительно, что самым ярким и добрым воспоминанием детства для Дмитрия остались поездки в Крым, где у Мережковских было имение по дороге к знаменитому водопаду Учан-Су. Спустя годы Мережковский доставал из глубин души и памяти крымские «...белые мраморные колонны на морской синеве — ...вечный символ древней Греции».

В 1876 году Д.С. Мережковский начал обучение в классической гимназии Петербурга, вспоминая о годах там как о «зубрежке и выправке», но уже тринадцатилетним гимназистом начал писать первые стихи, там же заинтересовался творчеством Мольера и даже организовал «мольеровский кружок». После гимназии, в 1884 году, Мережковский поступил на историко-филологический факультет Петербургского университета, здесь увлекся философией позитивизма (О. Конт, Г. Спенсер), теориями Дж. С. Милля и Ч. Дарвина, проявил интерес к современной французской литературе. Окончив университет в 1888 году, он решил посвятить себя исключительно литературному труду. До этого в 1883 году два стихотворения Мережковского появились в журнале «Отечественные записки», и именно они считаются его дебютом в «большой литературе». В дальнейшем публикаций будет много, и в основном на темы «одиночества поэта, призрачности жизни и обманчивости чувств», для стихов были характерны «ноты скорбной гражданственности, сомнений, разочарований в высоких устремлениях, минорной интимности».

При этом поэт много путешествовал по России. Большое влияние на Мережковского оказал Г.И. Успенский. И молодой поэт ездил к нему в Чудово, где ночами напролёт вёл беседы о «религиозном смысле жизни», о том, как важно «обращаться к народному миросозерцанию, к власти земли». Под влиянием Успенского Мережковский ещё летом 1883 года, во время студенческих каникул, совершил путешествие по Волге, где познакомился с народным проповедником, близким к «толстовству», Василием Сютаевым, основателем религиозного учения «непротивленчества и нравственного самоусовершенствования». Позже с теми же целями он побывал в Оренбуржье, Уфе, Тверской губернии, некоторое время всерьёз рассматривая возможность «осесть в глубинке» в качестве сельского учителя.

В июне 1902 года он с женой посетил берега озера Светлояр в Нижегородской губернии, берега которого, по преданию, скрывают град Китеж, где близко общался со староверами. «Мережковский наш, он с нами притчами говорил», — делились впечатлениями о своём необычном госте сектанты из глухой костромской деревушки. Позже, собирая материалы для романа о царевиче Алексее, Мережковский посетил Керженские леса Семёновского уезда, гнездо русского раскола. «Невозможно передать всего энтузиазма, с которым он рассказывал и о крае этом, и о людях», — вспоминали слушатели Мережковского.

Бывал он и на юге России — в начале мая 1888 года, по окончании университета, он едет сначала в Одессу, оттуда морем — в Сухум, потом по Военно-Грузинской дороге в Боржом, где и встретил свою жену Зинаиду Гиппиус и уже в январе 1889 года, в Тифлисе они обвенчались, а вскоре переехали в Петербург. Оттуда ездили в Крым и обратно, поэт сотрудничал во многих журналах, создает новые поэмы, работает над новыми романами. Весной 1891 года пара стартовала в первую совместную поездку в Европу: через Варшаву и Вену — в Венецию, где встретили путешествовавших по Италии А.П. Чехова и А.С. Суворина, которые на некоторое время стали их спутниками. Из Венеции все вчетвером направились в Флоренцию и Рим; там Мережковские получили приглашение А.Н. Плещеева посетить его в Париже, где пробыли весь май. А на обратном пути в Россию заехали на дачу Гиппиус в имении Глубокое под Вышним Волочком, и всюду писатель много пишет, работает над романом.

За границу они будут ездить еще много раз, объедут всю Европу и всякий раз, возвращаясь в Россию, останавливались подолгу в том самом «Глубоком» в Тверской области, где поэт написал новые романы. Зимы в Петербурге с 1983 года — это популярные литературные кружки, регулярные «среды» и «пятницы» в салонах литераторов, собрания «Литературного фонда», театры, встречи, знакомства, творческие победы. Романы Мережковского дают ему европейскую известность, ставят на новый уровень в русской литературе того времени.

Новое тысячелетие Мережковский встречает попыткой организации особого «религиозного братства», создания «новой церкви», проведением «мистических собраний» и религиозно- философских собраний на дому, которые должны закрепить и развить идею своего рода трибуны для «свободного обсуждения вопросов церкви и культуры... неохристианства, общественного устройства и совершенствования человеческой природы». С 1900 года они с супругой искали всякие возможности для создания своего журнала, лето 1902 года провели в имении Заклинье под Лугой, работая над концепцией журнала, в 1904 году ездили в Ясную Поляну к Льву Толстому, обсуждали вопросы религии.

Пристальное внимание к миру вокруг, умение различать порядок вещей и прислушиваться к нюансам поведения и душевных порывов часто позволяют именно поэтам предвидеть и предсказать события. Поэты начала века очень старались, у многих даже получилось. Но предотвратить наступающее безвременье поэтам не дано. И страшное 9 января — Кровавое воскресенье, и все три революции подряд последним печальным исходом встретили поэта Мережковского и повели за собой. После расстрела народного шествия и позора в Русско-японской войне он сообщил, что уверился в «антихристианской» сущности русского самодержавия и был убеждён в эти годы, что революция не только не противоречит христианскому учению, но, напротив, вытекает из него. Чуть позднее энтузиазм поэта пойдет на спад, и блеснувшая жар-птицей вера в то, что Февральская революция 1917 года поможет «установлению демократии» и «даст возможность расцвета идей свободы (в том числе и религиозной) перед лицом закона», завершилась депрессией. А уже Октябрьские события вызвали просто яростный протест Мережковского. Он истолковал происшедшее как разгул «хамства», воцарение «народа-Зверя», смертельно опасного для всей мировой цивилизации, торжество «надмирного зла». В результате Мережковским удалось в 1917 году покинуть чужую теперь для них Россию, и остальная жизнь поэта пройдет в эмиграции, в основном во Франции, где поэт скончался в 1938 году и был похоронен на Парижском кладбище Сент-Женевьев-де-Буа.


Стихи о России

О каких местах писал поэт

Возвращение

Глядим, глядим всё в ту же сторону,
За мшистый дол, за топкий лес,
Вослед прокаркавшему ворону,
На край темнеющих небес.

Давно ли ты, громада косная
В освобождающей войне,
Как Божья туча громоносная,
Вставала в буре и в огне?

О, Русь! И вот опять закована,
И безглагольна, и пуста,
Какой ты чарой зачарована,
Каким проклятьем проклята?

А всё ж тоска неодолимая
К тебе влечет: прими, прости.
Не ты ль одна у нас, родимая,
Нам больше некуда идти.

Так, во грехе тобой зачатые,
Должны с тобою погибать
Мы, дети, матерью проклятые
И проклинающие мать.

28/15 сентября 1909

Возвращение

О, березы, даль немая,
Грустные поля...
Это ты, — моя родная,
Бедная земля!
Непокорный сын к чужбине,
К воле я ушел,
Но и там в моей кручине
Я тебя нашел.
Там у моря голубого,
У чужих людей
Полюбил тебя я снова
И еще сильней.
Нет! Не может об отчизне
Сердце позабыть,
Край родной, мне мало жизни,
Чтоб тебя любить!..
Теплый вечер догорает
Полный тихих грез,
Но заря не умирает
Меж ветвей берез.
Милый край, с улыбкой ясной
Я умру, как жил,
Только б знать, что не напрасно
Я тебя любил!

1891

Конец века (отрывок из поэмы)

.......................................................
IX. Петербург
Но как ни тяжело, мы все-таки в Париже —
К чему-то светлому и радостному ближе:
Здесь легче дышится, здесь люди ценят труд.
Участвуют в борьбе, страдают и живут.
А там, у нас... Ужель я возвращусь в холодный,
Туманный Петербург, где в болтовне бесплодной
И консерваторы, и либералы — все
Мы только кружимся, как белка в колесе?
Журфикс чиновников, томительный и длинный,
О симфоническом собрании в гостиной
За чаем разговор интеллигентных дам,
С бесцельной клеветой и сплетней пополам:
Бежал в Америку кассир провинциальный...
Известье, что один профессор либеральный,
Почтенный старичок со службы удален,
Потом история двух разведенных жен, —
И гости наконец все темы истощили...
Что делать?.. Тишина немая, — как в могиле...
Но слава Богу: вот — желанный миг, — повел
Хозяин в кабинет, где ожидает стол
С колодой карт, и все опять — в родной стихии:
Винт — современный бог скучающей России!
Какой огонь в очах, какой восторг у всех,
Как вспыхнул разговор, и шуточки, и смех!..
И старый генерал, и робкая девица,
Все полы, возрасты, характеры и лица,
Все убеждения сливаются в одном
Порыве искреннем за карточным столом.
В игре убита ночь, а на рассвете нужен
Усталым игрокам для подкрепленья ужин.
Теперь у них в душе — такая пустота,
Что, право, ни одна греховная мечта
Вольнолюбивая к ним залететь не может:
Печаль за родину их сна не потревожит.
И мнится, в городе все вымерло навек,
И только падает в тумане мокрый снег.
По грязным улицам, по мертвому безлюдью
Порой со шпорами и с выпяченной грудью
На Охтинский пожар промчится брандмайор,
Вперив в немую даль начальнический взор...
Тоска!.. Ужель опять вернусь в твое болото,
О, Петербург, о, жизнь, объятая дремотой,
Как в лужах мертвая стоячая вода, —
Без воли, без любви, без мысли, без труда!

Х. Родина
.……………………………………….
И все-таки тебя, родная, на чужбине
Люблю, как никогда я не любил доныне.
Я только здесь, народ, в чужой земле, постиг,
Как, несмотря на все, ты — молод и велик, —
Когда припоминал я Волгу, степь немую
И песен Пушкина мелодию родную,
И вековых лесов величественный шум,
И тихую печаль малороссийских дум.
Я перед будущим твоим благоговею,
И все-таки горжусь я родиной моею.
За все страдания еще сильней любя,
Что б ни было, о Русь, я верую в тебя!

1891, Париж

Над немым пространством чернозема...

Над немым пространством чернозема,
Словно уголь, вырезаны в тверди
Темных изб подгнившая солома,
Старых крыш разобранные жерди.

Солнце грустно в тучу опустилось,
Не дрожит печальная осина;
В мутной луже небо отразилось...
И на всем — знакомая кручина...

Каждый раз, когда смотрю я в поле, —
Я люблю мою родную землю:
Хорошо и грустно мне до боли,
Словно тихой жалобе я внемлю.

В сердце мир, печаль и безмятежность...
Умолкает жизненная битва,
А в груди — задумчивая нежность
И простая, детская молитва...

1887

Поэма

О век могучий, век суровый
Железа, денег и машин,
Твой дух промышленно-торговый
Царит, как полный властелин.
Ты начертал рукой кровавой
На всех знаменах: «В силе — право!»
И скорбь пророков и певцов,
Святую жажду новой веры
Ты осмеял, как бред глупцов,
О век наш будничный и серый!
Расчет и польза — твой кумир,
Тобою властвует банкир,

Газет, реклам бумажный ворох,
Недуг безверья и тоски,
И к людям ненависть, и порох,
И броненосцы, и штыки.
Но ведь не пушки, не твердыни,
Не крик газет тебя доныне
Спасает, русская земля!
Спасают те, кто в наше время
В родные, бедные поля
Кидают вечной правды семя,
Чье сердце жалостью полно, —
Без них бы мир погиб давно!..

Кладите рельсы, шахты ройте,
Смирите ярость волн морских,
Пустыни вечные покройте
Сетями проволок стальных
И дерзко вешайте над бездной
Дугою легкой мост железный,
Зажгите в ваших городах
Молниеносные лампады, —
Но если нет любви в сердцах —
Ни в чем не будет вам отрады!
Но если в людях бога нет —
Настанет ночь, померкнет свет...

...............
...............
Как в древних стенах Колизея
Теперь шумит лишь ветер, вея,
Растет репейник и полынь, —
Так наши гордые столицы
И мрамор сумрачных твердынь —
Исчезнет всё, как луч зарницы,
Чуть озарившей небосклон,
Пройдет — как звук, как тень, как сон!

О, трудно жить во тьме могильной,
Среди безвыходной тоски!
За пессимизм, за плач бессильный
Нас укоряют старики;
Но в прошлом есть у вас родное,
Навеки сердцу дорогое,
Мы — дети горестных времен,
Мы — дети мрака и безверья!
Хоть на мгновенье озарен
Ваш лик был солнцем у преддверья
Счастливых дней... Но свет погас, —
Нет даже прошлого у нас!

Вы жили, вы стремились к цели,
А мы томимся, не живем,
Не видя солнца с колыбели!..
Разуверение во всем
Вы нам оставили в наследство.
И было горько наше детство!
Мы гибнем и стремимся к ней,
К земле родимой, на свободу, —
Цветы, лишенные корней,
Цветы, опущенные в воду, —
Объяты сумраком ночным,
Мы умираем и молчим!..

Мы бесконечно одиноки,
Богов покинутых жрецы.
Грядите, новые пророки!
Грядите, вещие певцы,
Еще неведомые миру!
И отдадим мы нашу лиру
Тебе, божественный поэт...
На глас твой первые ответим,
Улыбкой первой твой рассвет,
О Солнце будущего, встретим
И в блеске утреннем твоем,
Тебя приветствуя, умрем!

«Salutant, Caesar Imperator,
Те morituri» Весь наш род,
Как на арене гладиатор,
Пред новым веком смерти ждет.
Мы гибнем жертвой искупленья.
Придут иные поколенья,
Но в оный день пред их судом
Да не падут на нас проклятья:
Вы только вспомните о том,
Как много мы страдали, братья!
Грядущей веры новый свет,
Тебе от гибнущих — привет!

1891

Salutant, Caesar Imperator, Те morituri - Идущие на смерть приветствуют тебя, император Цезарь!

Родное

Далеких стад унылое мычанье,
И близкий шорох свежего листа…
Потом опять — глубокое молчанье…
Родимые, печальные места!
Протяжный гул однообразных сосен,
И белые сыпучие пески…
О бледный май, задумчивый, как осень!..
В полях — затишье, полное тоски…
И крепкий запах молодой березы,
Травы и хвойных игл, когда порой,
Как робкие, беспомощные слезы,
Струится теплый дождь во тьме ночной.
Здесь — тише радость и спокойней горе.
Живешь, как в милом и безгрешном сне.
И каждый миг, подобно капле в море,
Теряется в бесстрастной тишине.

1896

Чужбина-родина

Нам и родина — чужбина,
Всюду путь и всюду цель.
Нам безвестная долина —
Как родная колыбель.
Шепчут горы, лаской полны:
«Спи спокойно, кончен путь!»
Шепчут медленные волны:
«Отдохни и позабудь!»

Рад забыть, да не забуду;
Рад уснуть, да не усну.
Не любя, любить я буду
И, прокляв, не прокляну:
Эти бледные березы,
И дождя ночные слезы,
И унылые поля...
О, проклятая, святая,
О, чужая и родная
Мать и мачеха земля!

1907