Полежаев Александр Иванович

(1804 — 1838)

Вряд ли кто точно определит, от чего больше бед намешалось в жизненном котле поэта — от несчастливой звезды от рождения или все же от несчастливого характера. На выяснение этого вопроса судьба выделила ему недолгие 34 года без любви, тепла и родных людей, потом эксперимент прекратила, ответ у каждого до сих пор разный.

Началось все 30 августа (11 сентября) 1804 года в имении Рузаевка Инсарского уезда Пензенской губернии (ныне Ромодановский район Мордовии), где и родился Александр Иванович. Он был внебрачным сыном помещика Л.Н. Струйского от его крепостной, которую после рождения ребенка срочно выдали замуж за саранского купца Ивана Ивановича Полежаева, который и дал мальчику свою фамилию. Почти пять лет Александр с матерью и отчимом жили в Саранске, но в 1808 году Иван Полежаев пропал без вести, а через два года не станет и матери. Мальчика передадут под опеку дворового учителя, а в 1816 году и сам помещик Струйский будет отправлен в Сибирь на поселение. Но тут даже жесткие верховные драматурги почувствовали, что переборщили, и помещик по дороге на каторгу завозит Александра в Москву и помещает в пансион при Московском университете, а в 1820 году Александр Полежаев поступает вольным слушателем на словесное отделение Московского университета. Через пять лет он уже печатает свои стихи и переводы, а в 1826 году Полежаева принимают в члены Общества любителей российской словесности при Московском университете.

На этом лимит светлых красок для рисунка его судьбы иссякает и начинаются цвета штормов и темных бурь. Он пишет поэму «Сашка», содержащую критику порядков в Московском университете и описание нравов университетского студенчества, и по доносу она попадает в руки самого Николая I. В другое время это могло бы расцениваться как просто шалость, но недавнее восстание декабристов заострило все проблемы, и дело приняло несчастливый для Полежаева оборот — в 1826 году Александра отдают в унтер-офицеры в Бутырский пехотный полк по личному распоряжению царя. «Удалая проказа» закончилась порушенной судьбой. Ненавидя военную службу, казармы, полковые будни, Александр будет разжалован в рядовые, подвергаться наказаниям, нарушать устав, впадать в запой, сидеть в кандалах в казарменных подвалах на гауптвахте, где напишет стихотворение «Узник» («Арестант»), содержащее весьма резкие выпады против царя. В результате считается, что он еще легко отделался — его переводят в Московский пехотный полк и отправляют на Кавказ. Кавказские мотивы занимают важное место в его лирике (две изданные анонимно по требованию цензуры поэмы — «Чир-Юрт» и «Эрпели»). Отличившись в походах, в 1831-м он вновь был произведён в унтер-офицеры и в 1833 году вместе с полком возвращается в Москву. Здесь он знакомится с передовой литературной молодежью, в том числе с А.И. Герценом, который посвятил Александру Полежаеву прочувствованные страницы в своих воспоминаниях «Былое и думы», и начинает пользовался некоторой известностью как даровитый поэт с необычайно драматической судьбой.

Его несколько раз представляли к офицерскому чину, но опять и опять царь не хотел утверждать производства, что и не удивительно на фоне ставших известными его новых «возмутительных» стихов, в которых говорилось, что «родная страна палачу отдана» и что «Русь, как кур, передушил ефрейтор-император». К 1837 году ситуация вошла в крутое пике — Полежаев опять запил, сбежал из полка и даже пропил амуницию, был жестоко наказан розгами, сильно заболел и умер в Москве в Лефортовском военном госпитале 16 (28) января 1838 года.

Отпущенное время закончилось. Но осталась память не только об импульсивных поступках поэта, но о его творчестве — Полежаев оказался не только продолжателем демократических традиций предшествующей поэзии, но и предшественником революционно-демократической поэзии поэтов-шестидесятников. Все-таки, скорее всего запас светлых красок не иссякает у судьбы до конца никогда.

Полежаев Александр Иванович

Вряд ли кто точно определит, от чего больше бед намешалось в жизненном котле поэта — от несчастливой звезды от рождения или все же от несчастливого характера. На выяснение этого вопроса судьба выделила ему недолгие 34 года без любви, тепла и родных людей, потом эксперимент прекратила, ответ у каждого до сих пор разный.

Началось все 30 августа (11 сентября) 1804 года в имении Рузаевка Инсарского уезда Пензенской губернии (ныне Ромодановский район Мордовии), где и родился Александр Иванович. Он был внебрачным сыном помещика Л.Н. Струйского от его крепостной, которую после рождения ребенка срочно выдали замуж за саранского купца Ивана Ивановича Полежаева, который и дал мальчику свою фамилию. Почти пять лет Александр с матерью и отчимом жили в Саранске, но в 1808 году Иван Полежаев пропал без вести, а через два года не станет и матери. Мальчика передадут под опеку дворового учителя, а в 1816 году и сам помещик Струйский будет отправлен в Сибирь на поселение. Но тут даже жесткие верховные драматурги почувствовали, что переборщили, и помещик по дороге на каторгу завозит Александра в Москву и помещает в пансион при Московском университете, а в 1820 году Александр Полежаев поступает вольным слушателем на словесное отделение Московского университета. Через пять лет он уже печатает свои стихи и переводы, а в 1826 году Полежаева принимают в члены Общества любителей российской словесности при Московском университете.

На этом лимит светлых красок для рисунка его судьбы иссякает и начинаются цвета штормов и темных бурь. Он пишет поэму «Сашка», содержащую критику порядков в Московском университете и описание нравов университетского студенчества, и по доносу она попадает в руки самого Николая I. В другое время это могло бы расцениваться как просто шалость, но недавнее восстание декабристов заострило все проблемы, и дело приняло несчастливый для Полежаева оборот — в 1826 году Александра отдают в унтер-офицеры в Бутырский пехотный полк по личному распоряжению царя. «Удалая проказа» закончилась порушенной судьбой. Ненавидя военную службу, казармы, полковые будни, Александр будет разжалован в рядовые, подвергаться наказаниям, нарушать устав, впадать в запой, сидеть в кандалах в казарменных подвалах на гауптвахте, где напишет стихотворение «Узник» («Арестант»), содержащее весьма резкие выпады против царя. В результате считается, что он еще легко отделался — его переводят в Московский пехотный полк и отправляют на Кавказ. Кавказские мотивы занимают важное место в его лирике (две изданные анонимно по требованию цензуры поэмы — «Чир-Юрт» и «Эрпели»). Отличившись в походах, в 1831-м он вновь был произведён в унтер-офицеры и в 1833 году вместе с полком возвращается в Москву. Здесь он знакомится с передовой литературной молодежью, в том числе с А.И. Герценом, который посвятил Александру Полежаеву прочувствованные страницы в своих воспоминаниях «Былое и думы», и начинает пользовался некоторой известностью как даровитый поэт с необычайно драматической судьбой.

Его несколько раз представляли к офицерскому чину, но опять и опять царь не хотел утверждать производства, что и не удивительно на фоне ставших известными его новых «возмутительных» стихов, в которых говорилось, что «родная страна палачу отдана» и что «Русь, как кур, передушил ефрейтор-император». К 1837 году ситуация вошла в крутое пике — Полежаев опять запил, сбежал из полка и даже пропил амуницию, был жестоко наказан розгами, сильно заболел и умер в Москве в Лефортовском военном госпитале 16 (28) января 1838 года.

Отпущенное время закончилось. Но осталась память не только об импульсивных поступках поэта, но о его творчестве — Полежаев оказался не только продолжателем демократических традиций предшествующей поэзии, но и предшественником революционно-демократической поэзии поэтов-шестидесятников. Все-таки, скорее всего запас светлых красок не иссякает у судьбы до конца никогда.


Стихи О Москве

О каких местах писал поэт

Иван Великий

Опять она, опять Москва!
Редеет зыбкий пар тумана,
И засияла голова
И крест Великого Ивана!
Вот он — огромный Бриарей,
Отважно спорящий с громами,
Но друг народа и царей
С своими ста колоколами!
Его набат и тихий звон
Всегда приятны патриоту;
Не в первый раз, спасая трон,
Он влек злодея к эшафоту!
И вас, Реншильд и Шлиппенбах,
Встречал привет его громовый,
Когда, с улыбкой на устах,
Влачились гордо вы в цепях
За колесницею Петровой!
Дела высокие славян,
Прекрасный век Семирамиды,
Герои Альпов и Тавриды —
Он был ваш верный Оссиан,
Звучней, чем Игорев Баян.
И он, супруг твой, Жозефина,
Железный волей и рукой,
На векового исполина
Взирал с невольною тоской!
Москва под игом супостата,
И ночь, и бунт, и Кремль в огне —
Нередко нового сармата
Смущали в грустной тишине.
Еще свободы ярой клики
Таила русская земля;
Но грозен был Иван Великий
Среди безмолвного Кремля;
И Святослава меч кровавый
Сверкнул над буйной головой,
И, избалованная славой,
Она склонилась величаво
Перед торжественной судьбой!..
Восстали царства; пламень брани
Под небом Африки угас,
И звучно, звучно с плеском дланей
Слился Ивана шумный глас!..
И где ж, когда в скрижаль отчизны
Не вписан доблестный Иван?
Всегда, везде без укоризны
Он русской правды алкоран!..
Люблю его в войне и мире,
Люблю в обычной простоте
И в пышной пламенной порфире,
Во всей волшебной красоте,
Когда во дни воспоминаний
Событий древних и живых,
Среди щитов, огней, блистаний,
Горит он в радугах цветных!..
Томясь желаньем ненасытным
Заняться важно суетой,
Люблю в раздумье любопытном
Взойти с народною толпой
Под самый купол золотой
И видеть с жалостью оттуда,
Что эта гордая Москва,
Которой добрая молва
Всегда дарила имя чуда —
Песку и камней только груда.
Без слов коварных и пустых
Могу прибавить я, что лица,
Которых более других
Ласкает матушка-столица,
Оттуда видны без очков,
Поверьте мне, как вереница
Обыкновенных каплунов...
А сколько мыслей, замечаний,
Философических идей,
Филантропических мечтаний
И романтических затей,
Всегда насчет других людей,
На ум приходит в это время!
Какое сладостное бремя
Лежит на сердце и душе!
Ах, это счастье без обмана,
Оно лишь жителя Монблана
Лелеет в вольном шалаше!
Один крестьянин полудикий
Недаром вымолвил в слезах:
«Велик господь на небесах,
Велик в Москве Иван Великий!»
Итак, хвала тебе, хвала,
Живи, цвети, Иван Кремлевский,
И, утешая слух московский,
Гуди во все колокола!..

1833

Кремлевский сад

Люблю я позднею порой,
Когда умолкнет гул раскатный
И шум докучный городской,
Досуг невинный и приятный
Под сводом неба провождать;
Люблю задумчиво питать
Мои беспечные мечтанья
Вкруг стен кремлевских вековых,
Под тенью липок молодых
И пить весны очарованье
В ароматических цветах,
В красе аллей разнообразных,
В блестящих зеленью кустах.
Тогда, краса ленивцев праздных,
Один, не занятый никем,
Смотря и ничего не видя,
И, как султан, на лавке сидя,
Я созидаю свой эдем
В смешных и странных помышленьях.
Мечтаю, грежу как во сне,
Гуляю в выспренних селеньях —
На солнце, небе и луне;
Преображаюсь в полубога,
Сужу решительно и строго
Мирские бредни, целый мир,
Дарую счастье миллионам...
(Весы правдивые законам)
И между тем, пока мой пир
Воздушный, легкий и духовный
Приемлет всю свою красу,
И я себя перенесу
Гораздо дальше подмосковной, —
Плывя, как лебедь, в небесах,
Луна сребрит седые тучи;
Полночный ветер на кустах
Едва колышет лист зыбучий;
И в тишине вокруг меня
Мелькают тени проходящих,
Как тени пасмурного дня,
Как проблески огней блудящих.

1829

Новодевичий монастырь (отрывок)

Привет тебе, Девичье поле,
С твоей обителью святой,
Где девы юные в неволе
Проводят век печальный свой.
Какой окрест прелестный вид
Красой природною блестит...
Взгляни: сребристыми струями
Москва-река в брегах течет.
Чернеет лодка с рыбаками
И быстро вдоль реки плывет;
А там, внизу ее зыбей,
Тащатся сети рыбарей;
Среди прибрежной луговины
Рога пастушечьи трубят
Вдаль Воробьевых гор вершины
С зеленой рощей взор манят
Прохладно утренней порою.
Аврора гаснет; а потом
Выходит солнце за горою
На небе чистом, голубом;
Пернатых хор его встречает
Веселой песнею, живой,
А Феб лучи свои бросает
Над очарованной землей;
От них брега реки златятся,
И рыбы в струйках веселятся,
Плывя по зыбкому стеклу
На дно к янтарному песку.
Волшебный край очарованья,
Твои бесчисленны красы!
С душой, исполненной мечтанья,
Один, в полдневные часы,
Там, там, под тению дерев,
Внимал я иволги напев,
И шум нагорного потока,
И говор листьев надо мной,
И песни девы одинокой,
Пленяло все меня собой...

1825