Ростопчина Евдокия Петровна

(1811 — 1858)

Графиня Ростопчина столько же была известна своей красотой, сколько умом и поэтическим дарованием. По словам современников, небольшого роста, изящно сложенная, она имела неправильные, но выразительные и красивые черты лица. Большие, темные и крайне близорукие её глаза «горели огнём». Речь её, страстная и увлекательная, лилась быстро и плавно. Ее брат описывал ее так: «Одарённая щедро от природы поэтическим воображением, весёлым остроумием, необыкновенной памятью, при обширной начитанности на пяти языках, замечательным даром блестящего разговора и простосердечною прямотою характера при полном отсутствии хитрости и притворства, она естественно нравилась всем людям интеллигентным». В свете она была предметом многих сплетен и злословия, чаще всего оправданного — светская жизнь её нередко подавала повод. В то же время, будучи необычайной доброты, она много помогала бедным и всё, что получала от своих сочинений, отдавала князю Одоевскому для основанного им юношеского благотворительного общества любомудров. Ее социальный и материальный статус позволял ей жить в свое удовольствие — девочка родилась в Москве в семье, где отец был действительным статским советником, а дедушка и вовсе богачом, из наследников известного всей Москве миллионера Пашкова. Но кроме этого в семье и бабушка и дядя прославились драматическими и стихотворными произведениями, так что ничего удивительного не было в том, что любимица домашних Додо уже в 12 лет начала писать стихи.

Домашнее образование детей было поручено гувернёрам, которые обучали их истории, географии, арифметике, русской грамматике, иностранным языкам — французский, немецкий, итальянский, английский. В доме деда была большая библиотека, и Евдокия читала в подлиннике Гёте, Шекспира, Шиллера, Данте, Байрона.

В 1831 году друг дома П.А. Вяземский впервые опубликовал в альманахе «Северные цветы» её стихотворение «Талисман», ее друзья — ученик Благородного пансиона Михаил Лермонтов и студент университета Николай Огарёв — по первому зову будущей поэтессы стояли у дверей ее гостиной и давали литературные оценки. Еще и много лет спустя поклонники будут вспоминать эту милую и творческую, живую и блистательную юную поэтессу. А впереди — замужество, рождение детей, переезд в Петербург в 1836 году и ежегодные лето и осень в Воронежской губернии в имении мужа, в селе под названием Анна. В 1845 году уедет за границу, а вернется уже в Москву, император лично запретит ей жить в Петербурге, потому что ее стихотворение «Насильный брак» недвусмысленно предлагало оставить Польшу в покое и дать ей жить отдельно от нелюбимой империи.

В Москве обожание и поклонение почитателей и приверженцев продолжится с прежней силой, ее литературный салон пользовался популярностью, и знаменитые «субботы» в особняке на знаменитой Садовой посещали Ф.Н. Глинка, Н.В. Гоголь, М.П. Погодин, Ф.И. Тютчев, молодые А.Н. Островский и Л.Н. Толстой, Я.П. Полонский, А.М. Майков, Л.А. Мей, многие актеры — М.С. Щепкин, И.В. Самарин, пела Полина Виардо, играл Ф. Лист. Часто выезжая в подмосковное имение мужа Вороново, она пыталась там скрыться от новых реальностей — пришедших в литературу демократов-разночинцев с их политической полемикой в форме стихов и с отрицанием привычного для светской львицы монархического строя. Там же она узнала и о своей смертельной болезни.

А стихи Евдокии Ростопчиной — чудный поэтический дневник — и сейчас читают. Её мечта исполнилась, он «хранит её скромный след».

Ростопчина Евдокия Петровна

Графиня Ростопчина столько же была известна своей красотой, сколько умом и поэтическим дарованием. По словам современников, небольшого роста, изящно сложенная, она имела неправильные, но выразительные и красивые черты лица. Большие, темные и крайне близорукие её глаза «горели огнём». Речь её, страстная и увлекательная, лилась быстро и плавно. Ее брат описывал ее так: «Одарённая щедро от природы поэтическим воображением, весёлым остроумием, необыкновенной памятью, при обширной начитанности на пяти языках, замечательным даром блестящего разговора и простосердечною прямотою характера при полном отсутствии хитрости и притворства, она естественно нравилась всем людям интеллигентным». В свете она была предметом многих сплетен и злословия, чаще всего оправданного — светская жизнь её нередко подавала повод. В то же время, будучи необычайной доброты, она много помогала бедным и всё, что получала от своих сочинений, отдавала князю Одоевскому для основанного им юношеского благотворительного общества любомудров. Ее социальный и материальный статус позволял ей жить в свое удовольствие — девочка родилась в Москве в семье, где отец был действительным статским советником, а дедушка и вовсе богачом, из наследников известного всей Москве миллионера Пашкова. Но кроме этого в семье и бабушка и дядя прославились драматическими и стихотворными произведениями, так что ничего удивительного не было в том, что любимица домашних Додо уже в 12 лет начала писать стихи.

Домашнее образование детей было поручено гувернёрам, которые обучали их истории, географии, арифметике, русской грамматике, иностранным языкам — французский, немецкий, итальянский, английский. В доме деда была большая библиотека, и Евдокия читала в подлиннике Гёте, Шекспира, Шиллера, Данте, Байрона.

В 1831 году друг дома П.А. Вяземский впервые опубликовал в альманахе «Северные цветы» её стихотворение «Талисман», ее друзья — ученик Благородного пансиона Михаил Лермонтов и студент университета Николай Огарёв — по первому зову будущей поэтессы стояли у дверей ее гостиной и давали литературные оценки. Еще и много лет спустя поклонники будут вспоминать эту милую и творческую, живую и блистательную юную поэтессу. А впереди — замужество, рождение детей, переезд в Петербург в 1836 году и ежегодные лето и осень в Воронежской губернии в имении мужа, в селе под названием Анна. В 1845 году уедет за границу, а вернется уже в Москву, император лично запретит ей жить в Петербурге, потому что ее стихотворение «Насильный брак» недвусмысленно предлагало оставить Польшу в покое и дать ей жить отдельно от нелюбимой империи.

В Москве обожание и поклонение почитателей и приверженцев продолжится с прежней силой, ее литературный салон пользовался популярностью, и знаменитые «субботы» в особняке на знаменитой Садовой посещали Ф.Н. Глинка, Н.В. Гоголь, М.П. Погодин, Ф.И. Тютчев, молодые А.Н. Островский и Л.Н. Толстой, Я.П. Полонский, А.М. Майков, Л.А. Мей, многие актеры — М.С. Щепкин, И.В. Самарин, пела Полина Виардо, играл Ф. Лист. Часто выезжая в подмосковное имение мужа Вороново, она пыталась там скрыться от новых реальностей — пришедших в литературу демократов-разночинцев с их политической полемикой в форме стихов и с отрицанием привычного для светской львицы монархического строя. Там же она узнала и о своей смертельной болезни.

А стихи Евдокии Ростопчиной — чудный поэтический дневник — и сейчас читают. Её мечта исполнилась, он «хранит её скромный след».


Стихи О горе Эльбрус

О каких местах писал поэт

Эльбрус и я

Мне говорили: «Чуден снежный!»
Мне говорили: «Он могуч.
Двуглав и горд, и с небом смежный, —
Он равен лету божьих туч!»

Мне говорили: «Умиленье,
Восторг на душу он нашлет, —
И с пылкой думы вдохновенье
Он словно пошлину возьмет!..»

Мне говорили: «Ежедневно,
Ежеминутно стих живой,
Как страстный зов, как гимн хвалебный
В груди раздастся молодой!..»

Но я, — я слушала, сердилась, —
Трясла упрямо головой, —
Молчала... мненьем не делилась
Своим с бессмысленной толпой...

Но я, напутным впечатленьям
Презрительно смеялась я;
И заказным их вдохновеньям
Чужда была душа моя!..

Но жалким, низким я считала,
Пройдя назначенную грань,
Вдруг, как наемный запевала,
Петь и мечтать природе в дань.

И зареклась я пред собою,
И клятву я дала себе
Кавказа дикой красотою
Дышать без слов, наедине.

Эльбрус предстал. Я любовалась,
Молчанья клятву сохраня;
Благоговела, восхищалась,
Но песней не слагала я!

Как пред красавицей надменной
Поклонник страсть свою таит, —
Так пред тобой, Эльбрус священный,
Весь мой восторг остался скрыт!..

Эльбрус, Эльбрус мой ненаглядный,
Тебя привет мой не почтил, —
Зато как пламенно, как жадно
Мой взор искал тебя, ловил!..

Зато твоим воспоминаньем
Как я богата, как горжусь!..
Зато вдали моим мечтаньям
Все снишься ты, гигант Эльбрус!..

1836