Рубцов Николай Михайлович

(1936 — 1971)

В жизни не бывает только светлых полос, но и начинаться с горя и предательства она тоже не должна. А именно так и случилось в жизни Николая Рубцова, родившегося в многодетной семье в селе Емецке Холмогорского района Северного края (ныне Архангельская область), где отец шестерых детей работал начальником в местном леспромхозе, а мать была домохозяйкой. В 1937 году многочисленная семья вслед за отцом переезжает в другой архангельский город — Няндому, где отец занял опять начальническую должность, а уже в январе 1941 года он приглашен работать в Вологодский горком партии. В Вологде семью Рубцовых и застала война. А вместе с ней на мальчика посыпались все возможные невзгоды —отец ушел на фронт, мать умерла скоропостижно, шестерых детей распределили в детдома, вначале в селе Красково, а потом разбросали по разным городам, навсегда лишив друг друга. Николай попал в детский дом в селе Никольском Тотемского района Вологодской области, где пробыл с октября 1943 года и до июня 1950 года, окончив там семь классов школы. Ласковый, ранимый, чуткий мальчик держался одной надеждой на то, что отец заберет его домой, но предательство поджидало его и здесь — отец завел новую семью и новых детей, полностью отказавшись от шестерых старших сыновей и дочерей. Поэт вспоминал позднее, что именно там, в детдоме, и написал свое первое стихотворение.

Но до стихов пока будут новые испытания судьбы, карусель поисков и испытаний: с 1950 по 1952 год Рубцов учился в Тотемском лесотехническом техникуме, с 1952 по 1953 год работал кочегаром в архангельском траловом флоте, с 1953 по 1955 год учился на маркшейдерском отделении в горно-химическом техникуме Минхимпрома в Кировске Мурманской области, с 1955 года был разнорабочим на опытном военном полигоне, а с октября 1955 по октябрь 1959 года проходил срочную службу дальномерщиком на эсминце «Острый» Северного флота в звании матроса и старшего матроса и потом, после демобилизации, попал в Ленинград, где работал попеременно слесарем, кочегаром и шихтовщиком на Кировском заводе.

Но с ним всегда оставались строки и рифмы, поэзия стала желанным убежищем от невзгод. Рубцов начинает заниматься в Ленинграде в литобъединении «Нарвская застава», знакомится с молодыми ленинградскими поэтами, а в 1962 года с помощью друзей выпускает свой первый машинописный сборник «Волны и скалы». В том же 1962 году Николай поступает в Литературный институт им. А.М. Горького в Москве и знакомится с Владимиром Соколовым, Станиславом Куняевым, Вадимом Кожиновым и другими литераторами, чье дружеское участие не раз помогало ему и в творчестве, и в делах по изданию стихов, в середине 1960 х у него выходят первые сборники. В 1969 году Рубцов окончил Литературный институт и был принят в штат газеты «Вологодский комсомолец». И продолжал писать стихи — его поэзия, по мнению критиков, предельно простая по своей стилистике и тематике, связанной преимущественно с родной Вологодчиной, обладает творческой подлинностью, внутренней масштабностью, тонко разработанной образной структурой. Вологодская «малая родина» и Русский Север дали ему главную тему будущего творчества — «старинную русскую самобытность», которая стала центром его жизни, «землей священной», где он чувствовал себя «и живым, и смертным».

Рубцов Николай Михайлович

В жизни не бывает только светлых полос, но и начинаться с горя и предательства она тоже не должна. А именно так и случилось в жизни Николая Рубцова, родившегося в многодетной семье в селе Емецке Холмогорского района Северного края (ныне Архангельская область), где отец шестерых детей работал начальником в местном леспромхозе, а мать была домохозяйкой. В 1937 году многочисленная семья вслед за отцом переезжает в другой архангельский город — Няндому, где отец занял опять начальническую должность, а уже в январе 1941 года он приглашен работать в Вологодский горком партии. В Вологде семью Рубцовых и застала война. А вместе с ней на мальчика посыпались все возможные невзгоды —отец ушел на фронт, мать умерла скоропостижно, шестерых детей распределили в детдома, вначале в селе Красково, а потом разбросали по разным городам, навсегда лишив друг друга. Николай попал в детский дом в селе Никольском Тотемского района Вологодской области, где пробыл с октября 1943 года и до июня 1950 года, окончив там семь классов школы. Ласковый, ранимый, чуткий мальчик держался одной надеждой на то, что отец заберет его домой, но предательство поджидало его и здесь — отец завел новую семью и новых детей, полностью отказавшись от шестерых старших сыновей и дочерей. Поэт вспоминал позднее, что именно там, в детдоме, и написал свое первое стихотворение.

Но до стихов пока будут новые испытания судьбы, карусель поисков и испытаний: с 1950 по 1952 год Рубцов учился в Тотемском лесотехническом техникуме, с 1952 по 1953 год работал кочегаром в архангельском траловом флоте, с 1953 по 1955 год учился на маркшейдерском отделении в горно-химическом техникуме Минхимпрома в Кировске Мурманской области, с 1955 года был разнорабочим на опытном военном полигоне, а с октября 1955 по октябрь 1959 года проходил срочную службу дальномерщиком на эсминце «Острый» Северного флота в звании матроса и старшего матроса и потом, после демобилизации, попал в Ленинград, где работал попеременно слесарем, кочегаром и шихтовщиком на Кировском заводе.

Но с ним всегда оставались строки и рифмы, поэзия стала желанным убежищем от невзгод. Рубцов начинает заниматься в Ленинграде в литобъединении «Нарвская застава», знакомится с молодыми ленинградскими поэтами, а в 1962 года с помощью друзей выпускает свой первый машинописный сборник «Волны и скалы». В том же 1962 году Николай поступает в Литературный институт им. А.М. Горького в Москве и знакомится с Владимиром Соколовым, Станиславом Куняевым, Вадимом Кожиновым и другими литераторами, чье дружеское участие не раз помогало ему и в творчестве, и в делах по изданию стихов, в середине 1960 х у него выходят первые сборники. В 1969 году Рубцов окончил Литературный институт и был принят в штат газеты «Вологодский комсомолец». И продолжал писать стихи — его поэзия, по мнению критиков, предельно простая по своей стилистике и тематике, связанной преимущественно с родной Вологодчиной, обладает творческой подлинностью, внутренней масштабностью, тонко разработанной образной структурой. Вологодская «малая родина» и Русский Север дали ему главную тему будущего творчества — «старинную русскую самобытность», которая стала центром его жизни, «землей священной», где он чувствовал себя «и живым, и смертным».


Стихи о России

О каких местах писал поэт

Березы

Я люблю, когда шумят березы,
Когда листья падают с берез.
Слушаю — и набегают слезы
На глаза, отвыкшие от слез.

Все очнется в памяти невольно,
Отзовется в сердце и в крови.
Станет как-то радостно и больно,
Будто кто-то шепчет о любви.

Только чаще побеждает проза,
Словно дунет ветер хмурых дней.
Ведь шумит такая же береза
Над могилой матери моей.

На войне отца убила пуля,
А у нас в деревне у оград
С ветром и дождем шумел, как улей,
Вот такой же желтый листопад...

Русь моя, люблю твои березы!
С первых лет я с ними жил и рос.
Потому и набегают слезы
На глаза, отвыкшие от слез...

1957

Видения на холме

Взбегу на холм
и упаду
в траву,
И древностью повеет вдруг из дола.
И вдруг картины грозного раздора
Я в этот миг увижу наяву.
Пустынный свет на звездных берегах
И вереницы птиц твоих, Россия,
Затмит на миг
В крови и жемчугах
Тупой башмак скуластого Батыя!..

Россия, Русь — куда я ни взгляну...
За все твои страдания и битвы —
Люблю твою, Россия, старину,
Твои огни, погосты и молитвы,
Люблю твои избушки и цветы,
И небеса, горящие от зноя,
И шепот ив у омутной воды,
Люблю навек, до вечного покоя...
Россия, Русь! Храни себя, храни!
Смотри опять в леса твои и долы
Со всех сторон нагрянули они,
Иных времен татары и монголы.
Они несут на флагах черный крест,
Они крестами небо закрестили,
И не леса мне видятся окрест,
А лес крестов
в окрестностях
России...

Кресты, кресты...
Я больше не могу!
Я резко отниму от глаз ладони
И вдруг увижу: смирно на лугу
Траву жуют стреноженные кони.
Заржут они — и где-то у осин
Подхватит это медленное ржанье,
И надо мной —
бессмертных звезд Руси,
Высоких звезд покойное мерцанье...

1960

Зимним вечерком

Ветер не ветер —
Иду из дома!
В хлеву знакомо
Хрустит солома,
И огонек светит...

А больше —
ни звука!
Ни огонечка!
Во мраке вьюга
Летит по кочкам...

Эх, Русь, Россия!
Что звону мало?
Что загрустила?
Что задремала?

Давай пожелаем
Всем доброй ночи!
Давай погуляем!
Давай похохочем!

И праздник устроим,
И карты раскроем...
Эх! Козыри свежи.
А дураки те же.

1970

По вечерам

С моста идет дорога в гору.
А на горе — какая грусть! —
Лежат развалины собора,
Как будто спит былая Русь.

Былая Русь! Не в те ли годы
Наш день, как будто у груди,
Был вскормлен образом свободы,
Всегда мелькавшей впереди!

Какая жизнь отликовала,
Отгоревала, отошла!
И все ж я слышу с перевала,
Как веет здесь, чем Русь жила.

Все так же весело и властно
Здесь парни ладят стремена,
По вечерам тепло и ясно,
Как в те былые времена...

1970

Привет, Россия

            Привет, Россия — родина моя!

Как под твоей мне радостно листвою!

И пенья нет, но ясно слышу я

Незримых певчих пенье хоровое…

 

            Как будто ветер гнал меня по ней,

По всей земле — по селам и столицам!

Я сильный был, но ветер был сильней,

И я нигде не мог остановиться.

 

            Привет, Россия — родина моя!

Сильнее бурь, сильнее всякой воли

Любовь к твоим овинам у жнивья,

Любовь к тебе, изба в лазурном поле.

 

            За все хоромы я не отдаю

Свой низкий дом с крапивой под оконцем.

Как миротворно в горницу мою

По вечерам закатывалось солнце!

 

            Как весь простор, небесный и земной,

Дышал в оконце счастьем и покоем,

И достославной веял стариной,

И ликовал под ливнями и зноем!.


1960

Русский огонек

1

Погружены в томительный мороз,

Вокруг меня снега оцепенели!

Оцепенели маленькие ели,

И было небо темное, без звезд.

Какая глушь! Я был один живой,

Один живой в бескрайнем мертвом поле!

Вдруг тихий свет — пригрезившийся, что ли? — 

Мелькнул в пустыне, как сторожевой...


Я был совсем как снежный человек,

Входя в избу,- последняя надежда! — 

И услыхал, отряхивая снег:

— Вот печь для вас... И теплая одежда...

Потом хозяйка слушала меня,

Но в тусклом взгляде жизни было мало,

И, неподвижно сидя у огня,

Она совсем, казалось, задремала...

2

Как много желтых снимков на Руси

В такой простой и бережной оправе!

И вдруг открылся мне и поразил

Сиротский смысл семейных фотографий!

Огнем, враждой земля полным-полна,

И близких всех душа не позабудет...


— Скажи, родимый, будет ли война? И я сказал: — Наверное, не будет.

— Дай бог, дай бог... ведь всем не угодишь,

А от раздора пользы не прибудет...-

И вдруг опять:- Не будет, говоришь?

— Нет,- говорю,- наверное, не будет!

— Дай бог, дай бог...


И долго на меня

Она смотрела, как глухонемая,

И, головы седой не поднимая,

Опять сидела тихо у огня.

Что снилось ей? Весь этот белый свет,

Быть может, встал пред нею в то мгновенье?

Но я глухим бренчанием монет

Прервал ее старинные виденья.

— Господь с тобой! Мы денег не берем!

— Что ж,- говорю,- желаю вам здоровья!

За все добро расплатимся добром, З

а всю любовь расплатимся любовью...

3

Спасибо, скромный русский огонек,

За то, что ты в предчувствии тревожном

Горишь для тех, кто в поле бездорожном

От всех друзей отчаянно далек,

За то, что, с доброй верою дружа,

Среди тревог великих и разбоя

Горишь, горишь, как добрая душа,

Горишь во мгле, и нет тебе покоя.."

1964