Симонов Константин Михайлович

(1915 — 1979)

Говорить об этом литераторе больше принято в официальной манере — советский прозаик, поэт и киносценарист, общественный деятель, журналист, военный корреспондент, Герой Социалистического Труда (1974), лауреат Ленинской (1974) и шести Сталинских премий (1942, 1943, 1946, 1947, 1949, 1950), участник боев на Халхин-Голе (1939) и Великой Отечественной войны 1941–1945 годов, полковник Советской армии, заместитель генерального секретаря Союза писателей СССР. Как-то по-другому и не очень хочется — то ли так «утоптала» его советская пропаганда, то ли и вправду он сам был не против своего строгоохранного профиля. Но все же где-то остался мальчик Кирилл, родившийся в городе, называвшемся тогда Петроградом в семье генерал-майора Михаила Симонова, пропавшего без вести на полях Первой мировой войны, так и не увидев сына, и княжны Александры Оболенской. В 1919-м мать с сыном переехала в город Рязань, где мать вышла замуж за военспеца, преподавателя военного дела, бывшего полковника Русской императорской армии, преподававшего тактику в военных училищах, а потом ставшего командиром Красной армии. У ставшего уже Константином писателя есть интересное замечание по этому поводу: «Он затаенно любил меня, а я также затаенно любил его».

Детство Константина прошло в военных городках и командирских общежитиях. После окончания семи классов он, увлеченный идеей социалистического строительства, пошел получать рабочую специальность и поступил в фабрично-заводское училище (ФЗУ). Работал токарем по металлу сначала в Саратове, а потом в Москве, куда семья переехала в 1931 году. И после того как поступил учиться в Литературный институт имени А.М. Горького на следующий год, продолжил работать на заводе для рабочего стажа. Это пригодилось — как начинающий писатель из рабочих Симонов в 1934 году имел творческую командировку от Гослитиздата на Беломорканал. В 1938 году Константин Симонов окончил Литературный институт имени А.М. Горького. К этому времени он уже опубликовал несколько произведений: в 1936 году в журналах «Молодая гвардия» и «Октябрь» были напечатаны первые стихи Симонова, а в 1939 году направлен в качестве военного корреспондента на Халхин-Гол. К этому же периоду относится и окончательное становление его псевдонима. Имея трудности с произношением буквы «Р», Симонов берет новое имя — он стал Константином. Псевдоним становится литературным фактом, и вскоре поэт Константин Симонов приобретает всесоюзную популярность. В 1940 году написал свою первую пьесу «История одной любви», поставленную на сцене Театра им. Ленинского комсомола; в 1941 году — вторую — «Парень из нашего города». В течение года учился на курсах военных корреспондентов при ВПА имени В.И. Ленина, 15 июня 1941 года получил воинское звание интенданта второго ранга. С началом войны призван в Красную армию в качестве корреспондента. Из действующей армии публиковался в «Известиях», работал во фронтовой газете «Боевое знамя». Летом 1941 года в качестве специального корреспондента «Красной звезды» находился в осажденной Одессе. В 1942 году ему было присвоено звание старшего батальонного комиссара, в 1943 году — звание подполковника, а после войны — полковника. В годы войны написал пьесы «Русские люди», «Жди меня», «Так и будет», повесть «Дни и ночи», две книги стихов «С тобой и без тебя» и «Война». Как военный корреспондент побывал на всех фронтах, прошел по землям Румынии, Болгарии, Югославии, Польши и Германии, был свидетелем последних боев за Берлин.

Добавить особо и нечего к такому послужному списку, разве что упомянуть, что его печатали, книги выходили, награды находили адресата, почести воздавались. После войны в течение трех лет пробыл в многочисленных зарубежных командировках (Япония, США, Китай), работал главным редактором журнала «Новый мир» и «Литературной газеты». В 1958–1960 годах жил и работал в Ташкенте в качестве собственного корреспондента «Правды» по республикам Средней Азии. В качестве специального корреспондента «Правды» освещал события на острове Даманский в 1969 году, во время политического кризиса между нашей страной и Китаем.

Он имел звания и должности, уважение читателей и авторитет среди писателей и руководителей государства, но в конце жизни осталось единственно дорогое и настоящее — умирая в Москве, он завещал развеять свой прах над Буйничским полем под городом Могилевом, при этом в процессии, как и было велено, участвовали семь человек: вдова, дети, и могилевские ветераны-фронтовики.

Объяснение этого завещания любой желающий может найти в его всенародно и всемирно известном романе «Живые и мертвые» и дневнике «Разные дни войны»: «Я не был солдатом, был всего только корреспондентом, однако у меня есть кусочек земли, который мне век не забыть, — поле под Могилевом, где я впервые в июле 1941 года видел, как наши в течение одного дня подбили и сожгли 39 немецких танков...» Константин Симонов остался верен и своим принципам, и наследию военных отца и отчима, и памяти тех, кто на его глазах спас страну и мир ценой своих жизней и непомерного ратного труда на полях Второй мировой.

Остальное в его деятельности и биографии, как бы оно ни было велико и значимо, могло смело идти просто как добавление к его жизни и характеру. Возвращение читателю романов Ильфа и Петрова, выход в свет булгаковского «Мастера и Маргариты» и хэмингуэевского «По ком звонит колокол», защита Лили Брик, которую высокопоставленные «историки литературы» решили вычеркнуть из биографии Маяковского, первый полный перевод пьес Артура Миллера и Юджина О’Нила, выход в свет первой повести Вячеслава Кондратьева «Сашка», участие в «пробивании» спектаклей в «Современнике» и Театре на Таганке, первая посмертная выставка Татлина, восстановление выставки «XX лет работы» Маяковского, участие в кинематографической судьбе Алексея Германа и многих других кинематографистов, художников, литераторов. Хранящиеся сегодня в архивах десятки томов поденных усилий Симонова, названных им «Все сделанное», содержат тысячи его писем, записок, заявлений, ходатайств, просьб, рекомендаций, отзывов, разборов и советов, предисловий, торящих дорогу «непробиваемым» книгам и публикациям, и при этом ни одного не отвеченного письма. Особым симоновским вниманием пользовались его товарищи по оружию — сотни людей начали писать военные мемуары после прочитанных Симоновым и сочувственно оцененных им «проб пера», он пытался помочь разрешить бывшим фронтовикам множество бытовых проблем: больницы, квартиры, протезы, очки, неполученные награды, несложившиеся биографии.

Он много успел: искренние чувства, большая любовь, согревавшая и дававшая силы целой стране выжить в невиданной кровавой мясорубке всего лишь благодаря спасительным строчкам «Жди меня», и весь список сделанного и наработанного в литературе и государственно-общественной деятельности — все это осталось потомкам, а самому поэту хватило в результате клочка могилевского поля, самого драгоценного в его жизни, ради которого, собственно, и стоило пройти весь путь. Чтобы остаться.

Симонов Константин Михайлович

Говорить об этом литераторе больше принято в официальной манере — советский прозаик, поэт и киносценарист, общественный деятель, журналист, военный корреспондент, Герой Социалистического Труда (1974), лауреат Ленинской (1974) и шести Сталинских премий (1942, 1943, 1946, 1947, 1949, 1950), участник боев на Халхин-Голе (1939) и Великой Отечественной войны 1941–1945 годов, полковник Советской армии, заместитель генерального секретаря Союза писателей СССР. Как-то по-другому и не очень хочется — то ли так «утоптала» его советская пропаганда, то ли и вправду он сам был не против своего строгоохранного профиля. Но все же где-то остался мальчик Кирилл, родившийся в городе, называвшемся тогда Петроградом в семье генерал-майора Михаила Симонова, пропавшего без вести на полях Первой мировой войны, так и не увидев сына, и княжны Александры Оболенской. В 1919-м мать с сыном переехала в город Рязань, где мать вышла замуж за военспеца, преподавателя военного дела, бывшего полковника Русской императорской армии, преподававшего тактику в военных училищах, а потом ставшего командиром Красной армии. У ставшего уже Константином писателя есть интересное замечание по этому поводу: «Он затаенно любил меня, а я также затаенно любил его».

Детство Константина прошло в военных городках и командирских общежитиях. После окончания семи классов он, увлеченный идеей социалистического строительства, пошел получать рабочую специальность и поступил в фабрично-заводское училище (ФЗУ). Работал токарем по металлу сначала в Саратове, а потом в Москве, куда семья переехала в 1931 году. И после того как поступил учиться в Литературный институт имени А.М. Горького на следующий год, продолжил работать на заводе для рабочего стажа. Это пригодилось — как начинающий писатель из рабочих Симонов в 1934 году имел творческую командировку от Гослитиздата на Беломорканал. В 1938 году Константин Симонов окончил Литературный институт имени А.М. Горького. К этому времени он уже опубликовал несколько произведений: в 1936 году в журналах «Молодая гвардия» и «Октябрь» были напечатаны первые стихи Симонова, а в 1939 году направлен в качестве военного корреспондента на Халхин-Гол. К этому же периоду относится и окончательное становление его псевдонима. Имея трудности с произношением буквы «Р», Симонов берет новое имя — он стал Константином. Псевдоним становится литературным фактом, и вскоре поэт Константин Симонов приобретает всесоюзную популярность. В 1940 году написал свою первую пьесу «История одной любви», поставленную на сцене Театра им. Ленинского комсомола; в 1941 году — вторую — «Парень из нашего города». В течение года учился на курсах военных корреспондентов при ВПА имени В.И. Ленина, 15 июня 1941 года получил воинское звание интенданта второго ранга. С началом войны призван в Красную армию в качестве корреспондента. Из действующей армии публиковался в «Известиях», работал во фронтовой газете «Боевое знамя». Летом 1941 года в качестве специального корреспондента «Красной звезды» находился в осажденной Одессе. В 1942 году ему было присвоено звание старшего батальонного комиссара, в 1943 году — звание подполковника, а после войны — полковника. В годы войны написал пьесы «Русские люди», «Жди меня», «Так и будет», повесть «Дни и ночи», две книги стихов «С тобой и без тебя» и «Война». Как военный корреспондент побывал на всех фронтах, прошел по землям Румынии, Болгарии, Югославии, Польши и Германии, был свидетелем последних боев за Берлин.

Добавить особо и нечего к такому послужному списку, разве что упомянуть, что его печатали, книги выходили, награды находили адресата, почести воздавались. После войны в течение трех лет пробыл в многочисленных зарубежных командировках (Япония, США, Китай), работал главным редактором журнала «Новый мир» и «Литературной газеты». В 1958–1960 годах жил и работал в Ташкенте в качестве собственного корреспондента «Правды» по республикам Средней Азии. В качестве специального корреспондента «Правды» освещал события на острове Даманский в 1969 году, во время политического кризиса между нашей страной и Китаем.

Он имел звания и должности, уважение читателей и авторитет среди писателей и руководителей государства, но в конце жизни осталось единственно дорогое и настоящее — умирая в Москве, он завещал развеять свой прах над Буйничским полем под городом Могилевом, при этом в процессии, как и было велено, участвовали семь человек: вдова, дети, и могилевские ветераны-фронтовики.

Объяснение этого завещания любой желающий может найти в его всенародно и всемирно известном романе «Живые и мертвые» и дневнике «Разные дни войны»: «Я не был солдатом, был всего только корреспондентом, однако у меня есть кусочек земли, который мне век не забыть, — поле под Могилевом, где я впервые в июле 1941 года видел, как наши в течение одного дня подбили и сожгли 39 немецких танков...» Константин Симонов остался верен и своим принципам, и наследию военных отца и отчима, и памяти тех, кто на его глазах спас страну и мир ценой своих жизней и непомерного ратного труда на полях Второй мировой.

Остальное в его деятельности и биографии, как бы оно ни было велико и значимо, могло смело идти просто как добавление к его жизни и характеру. Возвращение читателю романов Ильфа и Петрова, выход в свет булгаковского «Мастера и Маргариты» и хэмингуэевского «По ком звонит колокол», защита Лили Брик, которую высокопоставленные «историки литературы» решили вычеркнуть из биографии Маяковского, первый полный перевод пьес Артура Миллера и Юджина О’Нила, выход в свет первой повести Вячеслава Кондратьева «Сашка», участие в «пробивании» спектаклей в «Современнике» и Театре на Таганке, первая посмертная выставка Татлина, восстановление выставки «XX лет работы» Маяковского, участие в кинематографической судьбе Алексея Германа и многих других кинематографистов, художников, литераторов. Хранящиеся сегодня в архивах десятки томов поденных усилий Симонова, названных им «Все сделанное», содержат тысячи его писем, записок, заявлений, ходатайств, просьб, рекомендаций, отзывов, разборов и советов, предисловий, торящих дорогу «непробиваемым» книгам и публикациям, и при этом ни одного не отвеченного письма. Особым симоновским вниманием пользовались его товарищи по оружию — сотни людей начали писать военные мемуары после прочитанных Симоновым и сочувственно оцененных им «проб пера», он пытался помочь разрешить бывшим фронтовикам множество бытовых проблем: больницы, квартиры, протезы, очки, неполученные награды, несложившиеся биографии.

Он много успел: искренние чувства, большая любовь, согревавшая и дававшая силы целой стране выжить в невиданной кровавой мясорубке всего лишь благодаря спасительным строчкам «Жди меня», и весь список сделанного и наработанного в литературе и государственно-общественной деятельности — все это осталось потомкам, а самому поэту хватило в результате клочка могилевского поля, самого драгоценного в его жизни, ради которого, собственно, и стоило пройти весь путь. Чтобы остаться.


Стихи О Бресте

Стихи о России

О каких местах писал поэт

Майор привез мальчишку на лафете...

Майор привез мальчишку на лафете.
Погибла мать. Сын не простился с ней.
За десять лет на том и этом свете
Ему зачтутся эти десять дней.

Его везли из крепости, из Бреста.
Был исцарапан пулями лафет.
Отцу казалось, что надежней места
Отныне в мире для ребенка нет.

Отец был ранен, и разбита пушка.
Привязанный к щиту, чтоб не упал,
Прижав к груди заснувшую игрушку,
Седой мальчишка на лафете спал.

Мы шли ему навстречу из России.
Проснувшись, он махал войскам рукой...
Ты говоришь, что есть еще другие,
Что я там был и мне пора домой...

Ты это горе знаешь понаслышке,
А нам оно оборвало сердца.
Кто раз увидел этого мальчишку,
Домой прийти не сможет до конца.

Я должен видеть теми же глазами,
Которыми я плакал там, в пыли,
Как тот мальчишка возвратится с нами
И поцелует горсть своей земли.

За все, чем мы с тобою дорожили,
Призвал нас к бою воинский закон.
Теперь мой дом не там, где прежде жили,
А там, где отнят у мальчишки он.

Если дорог тебе твой дом...

Если дорог тебе твой дом,
Где ты русским выкормлен был,
Под бревенчатым потолком
Где ты, в люльке качаясь, плыл;
Если дороги в доме том
Тебе стены, печь и углы,
Дедом, прадедом и отцом
В нем исхоженные полы;
Если мил тебе бедный сад
С майским цветом, с жужжаньем пчел
И под липой сто лет назад
В землю вкопанный дедом стол;
Если ты не хочешь, чтоб пол
В твоем доме фашист топтал,
Чтоб он сел за дедовский стол
И деревья в саду сломал...
Если мать тебе дорога —
Тебя выкормившая грудь,
Где давно уже нет молока,
Только можно щекой прильнуть;
Если вынести нету сил,
Чтоб фашист, к ней постоем став,
По щекам морщинистым бил,
Косы на руку намотав;
Чтобы те же руки ее,
Что несли тебя в колыбель,
Мыли гаду его белье
И стелили ему постель...
Если ты отца не забыл,
Что качал тебя на руках,
Что хорошим солдатом был
И пропал в карпатских снегах,
Что погиб за Волгу, за Дон,
За отчизны твоей судьбу;
Если ты не хочешь, чтоб он
Перевертывался в гробу,
Чтоб солдатский портрет в крестах
Взял фашист и на пол сорвал
И у матери на глазах
На лицо ему наступал...
Если ты не хочешь отдать
Ту, с которой вдвоем ходил,
Ту, что долго поцеловать
Ты не смел, — так ее любил, —
Чтоб фашисты ее живьем
Взяли силой, зажав в углу,
И распяли ее втроем,
Обнаженную, на полу;
Чтоб досталось трем этим псам
В стонах, в ненависти, в крови
Все, что свято берег ты сам
Всею силой мужской любви...
Если ты фашисту с ружьем
Не желаешь навек отдать
Дом, где жил ты, жену и мать,
Все, что родиной мы зовем, —
Знай: никто ее не спасет,
Если ты ее не спасешь;
Знай: никто его не убьет,
Если ты его не убьешь.
И пока его не убил,
Помолчи о своей любви,
Край, где рос ты, и дом, где жил,
Своей родиной не зови.
Пусть фашиста убил твой брат,
Пусть фашиста убил сосед. —
Это брат и сосед твой мстят,
А тебе оправданья нет.
За чужой спиной не сидят,
Из чужой винтовки не мстят,
Раз фашиста убил твой брат, —
Это он, а не ты, солдат.
Так убей фашиста, чтоб он,
А не ты на земле лежал,
Не в твоем дому чтобы стон,
А в его по мертвым стоял.
Так хотел он, его вина, —
Пусть горит его дом, а не твой,
И пускай не твоя жена,
А его пусть будет вдовой.
Пусть исплачется не твоя,
А его родившая мать,
Не твоя, а его семья
Понапрасну пусть будет ждать.
Так убей же хоть одного!
Так убей же его скорей!
Сколько раз увидишь его,
Столько раз его и убей!

1942

Родина

Касаясь трех великих океанов,

Она лежит, раскинув города,

Покрыта сеткою меридианов,

Непобедима, широка, горда.

Но в час, когда последняя граната

Уже занесена в твоей руке

И в краткий миг припомнить разом надо

Все, что у нас осталось вдалеке,

Ты вспоминаешь не страну большую,

Какую ты изъездил и узнал,

Ты вспоминаешь родину — такую,

Какой ее ты в детстве увидал.

Клочок земли, припавший к трем березам,

Далекую дорогу за леском,

Речонку со скрипучим перевозом,

Песчаный берег с низким ивняком.

Вот где нам посчастливилось родиться,

Где на всю жизнь, до смерти, мы нашли

Ту горсть земли, которая годится,

Чтоб видеть в ней приметы всей земли.

Да, можно выжить в зной, в грозу, в морозы,

Да, можно голодать и холодать,

Идти на смерть... Но эти три березы

При жизни никому нельзя отдать.


1941

Три брата

Россия, Родина, тоска...

Ты вся в дыму, как поле боя.
Разломим хлеб на три куска,
Поделимся между собою.
Нас трое братьев. Говорят,
Как в сказке, мы неодолимы.
Старшой, меньшой и средний брат —
Втроем идем мы в дом родимый.
Идем, не прячась непогод.
Идем, не ждя, чтоб даль светала.
Мы путники. Уж третий год
Нам посохом винтовка стала.
Наш дом еще далек, далек...
Он там, за боем, там, за дымом,
Он там, где тлеет уголек
На пепелище нелюдимом.
Он там, где, нас уставши ждать,
Босая на жнивье колючем
Все плачет, плачет, плачет мать,
Все машет нам платком горючим.
Как снег, был бел ее платок,
Но путь наш долог, враг упорен,
И стал от пыли тех дорог,
Как скорбь, он черен, черен, черен...
Нас трое братьев. Кто дойдет?
Кто счет сведет долгам и ранам?
Один из нас в бою падет,
Как сноп, сражен железом бранным.
Второй, израненный врагом,
Окровавлен, в пути отстанет
И битв былых слепым певцом,
Быть может, вдохновенно станет.
Но невредимым третий брат
Придет домой, и дверь откроет,
И материнский черный плат
В крови врага стократ омоет.