Твардовский Александр Трифонович

(1910 — 1971)

Из самой гущи жизни, из самого человеческого нутра, когда вопрос жизни и смерти не ставится в умных рассуждениях, а решается в секунду, сейчас и неотвратимо на твоих глазах, из веры в чудо, которое перед лицом верной гибели только одно и осталось человеку, из всего этого родился уникальный и неповторимый, единственный в литературе русской, а может, и мировой — образ простого солдата Великой войны Василия Теркина. А еще из потайного, неслучайного таланта автора этой народной поэмы, ставшей одним из атрибутов фронтовой жизни, — специального корреспондента фронтовой газеты «Красноармейская правда», подполковника Твардовского. Поэма писалась изо дня в день почти самими бойцами, их героическими буднями, их победами и поражениями, их перекурами между боями, их кровью и смертями товарищей, а возможно, и их собственными, уже через минуту или через день. Поэма отличается простым и точным слогом, энергичным развитием действия, эпизоды связаны друг с другом только главным героем — автор исходил из того, что и он сам, и его читатель могут в любой момент погибнуть, получалась как бы цепь эпизодов из Великой Отечественной войны, живых и правдивых, рассказанных прямо на передовой героем, в котором каждый боец фронта мог видеть себя, мог доверительно похлопать по плечу ставшего родным Василия Теркина и насладиться его добрым характером, мудрым образом мыслей и великой силой души простого солдата. И неудивительно, что автор — Александр Твардовский — сделался культовым автором военного поколения. И истоки этого гениального прозрения — сделать поэму с продолжением не о приключениях детективных или любовных, как это бывало в прошлом в журналах и газетах, а о висящей на расстоянии пули жизни и нечеловечески трудных буднях простого солдата на великой и страшной войне, от результатов которой зависит судьба мира, — уходят корнями в воспитание и происхождение Александра, который родился на хуторе Загорье рядом с деревней Сельцо, ныне в Починковском районе Смоленской области.

Статус и имена членов его семьи можно слушать как музыку: отец — деревенский кузнец Трифон Гордеевич Твардовский, мать — Мария Митрофановна, происходившая из однодворцев, как называли в государстве Российском социальный слой, состоявший из военизированных землевладельцев, живших на окраинах государства и несших охрану пограничья. Дед поэта, Гордей Васильевич Твардовский, был бомбардиром, солдатом-артиллеристом, а младший брат поэта — Иван Трифонович Твардовский — краснодеревщик, резчик по дереву и кости, впоследствии русский писатель и литератор, человек со своими взглядами на все происходящее в стране и во власти. А в описании клочка земли, который имел отец и за который семье пришлось поплатиться ссылками и гонениями, словно проглядывают и сам будущий герой Теркин, и вся история его жизни в стране, за которую он тем не менее готов отдать жизнь: «...десять с небольшим десятин — вся в мелких болотцах и вся заросшая лозняком, ельником, березкой, была во всех смыслах незавидна. Но для отца, который был единственным сыном безземельного солдата и многолетним тяжким трудом кузнеца заработал сумму, необходимую для первого взноса в банк, земля эта была дорога до святости. Нам, детям, он с самого малого возраста внушал любовь и уважение к этой кислой, скупой, но нашей земле — нашему „имению“, как в шутку и не в шутку называл он свой хутор».

А сам Твардовский стал писать маленькие заметки в смоленские газеты уже в 15 лет, после 1925 года, собрав несколько стихотворений, принес их Михаилу Исаковскому, работавшему в редакции газеты «Рабочий путь», и Исаковский стал другом и наставником молодого поэта. В 1928 году Твардовский переехал в Смоленск, и там в 1931 году опубликована его первая поэма, а в 1935 году вышла первая книга «Сборник стихов» (1930–1936). Всего за 1925–1935 годы Твардовский написал и опубликовал, главным образом на страницах смоленских газет и других областных изданий, более 130 стихотворений.

В 1932 году поэт поступил на первый курс Смоленского государственного педагогического института, а в 1936 году переезжает в Москву и поступает на третий курс МИФЛИ — тогдашнего Московского института философии, литературы и истории, который окончит в 1939 году. В 1939–1940 годах в составе группы писателей Александр Трифонович работал в газете Ленинградского военного округа «На страже Родины» и в качестве военного корреспондента участвовал в походе Красной армии в Западную Белоруссию и в войне с Финляндией.

В 1941–1942 годах работал в Воронеже в редакции газеты Юго-Западного фронта «Красная Армия». Тогда же, с 1941 по 1945 год, писал и издавал своего Теркина, которого ждали в каждом окопе и в каждой землянке на фронтах войны.

Фронт Александр Твардовский будет держать и после войны и позиции свои на нем не сдаст. Дважды будет главным редактором журнала «Новый мир»: в 1950–1954 годах и 1958–1970-х годах. Его будут снимать, исключать, ругать и наказывать, а он будет продолжать печатать авторов, которые не нравились властям и руководителям государства, но были, по мнению писателя и редактора, достойны, чтобы их услышали читатели. Многие крупнейшие писатели 1960 х годов публиковались в журнале, многих журнал открыл читателю. В 1966 году Твардовский отказался одобрить судебный приговор писателям Ю. Даниэлю и А. Синявскому. На журнал ополчились всесильные государственные структуры, и после его разгрома автор и боец погиб, приняв неравный бой — перенес инсульт и умер в поселке Красная Пахра Московской области.

А его друзья приоткрыли в своих воспоминаниях еще одну тайну его величия и бессмертия на пару со своим Теркиным: «При мало-мальски близком знакомстве с ним легко приоткрывалась его доверчивость. Да, при всей пронзительной остроте ума он был человек по-детски доверчивый, потому что верил в справедливость и ждал ее от жизни». Нехитрый совсем секрет народного поклонения и памяти.

Твардовский Александр Трифонович

Из самой гущи жизни, из самого человеческого нутра, когда вопрос жизни и смерти не ставится в умных рассуждениях, а решается в секунду, сейчас и неотвратимо на твоих глазах, из веры в чудо, которое перед лицом верной гибели только одно и осталось человеку, из всего этого родился уникальный и неповторимый, единственный в литературе русской, а может, и мировой — образ простого солдата Великой войны Василия Теркина. А еще из потайного, неслучайного таланта автора этой народной поэмы, ставшей одним из атрибутов фронтовой жизни, — специального корреспондента фронтовой газеты «Красноармейская правда», подполковника Твардовского. Поэма писалась изо дня в день почти самими бойцами, их героическими буднями, их победами и поражениями, их перекурами между боями, их кровью и смертями товарищей, а возможно, и их собственными, уже через минуту или через день. Поэма отличается простым и точным слогом, энергичным развитием действия, эпизоды связаны друг с другом только главным героем — автор исходил из того, что и он сам, и его читатель могут в любой момент погибнуть, получалась как бы цепь эпизодов из Великой Отечественной войны, живых и правдивых, рассказанных прямо на передовой героем, в котором каждый боец фронта мог видеть себя, мог доверительно похлопать по плечу ставшего родным Василия Теркина и насладиться его добрым характером, мудрым образом мыслей и великой силой души простого солдата. И неудивительно, что автор — Александр Твардовский — сделался культовым автором военного поколения. И истоки этого гениального прозрения — сделать поэму с продолжением не о приключениях детективных или любовных, как это бывало в прошлом в журналах и газетах, а о висящей на расстоянии пули жизни и нечеловечески трудных буднях простого солдата на великой и страшной войне, от результатов которой зависит судьба мира, — уходят корнями в воспитание и происхождение Александра, который родился на хуторе Загорье рядом с деревней Сельцо, ныне в Починковском районе Смоленской области.

Статус и имена членов его семьи можно слушать как музыку: отец — деревенский кузнец Трифон Гордеевич Твардовский, мать — Мария Митрофановна, происходившая из однодворцев, как называли в государстве Российском социальный слой, состоявший из военизированных землевладельцев, живших на окраинах государства и несших охрану пограничья. Дед поэта, Гордей Васильевич Твардовский, был бомбардиром, солдатом-артиллеристом, а младший брат поэта — Иван Трифонович Твардовский — краснодеревщик, резчик по дереву и кости, впоследствии русский писатель и литератор, человек со своими взглядами на все происходящее в стране и во власти. А в описании клочка земли, который имел отец и за который семье пришлось поплатиться ссылками и гонениями, словно проглядывают и сам будущий герой Теркин, и вся история его жизни в стране, за которую он тем не менее готов отдать жизнь: «...десять с небольшим десятин — вся в мелких болотцах и вся заросшая лозняком, ельником, березкой, была во всех смыслах незавидна. Но для отца, который был единственным сыном безземельного солдата и многолетним тяжким трудом кузнеца заработал сумму, необходимую для первого взноса в банк, земля эта была дорога до святости. Нам, детям, он с самого малого возраста внушал любовь и уважение к этой кислой, скупой, но нашей земле — нашему „имению“, как в шутку и не в шутку называл он свой хутор».

А сам Твардовский стал писать маленькие заметки в смоленские газеты уже в 15 лет, после 1925 года, собрав несколько стихотворений, принес их Михаилу Исаковскому, работавшему в редакции газеты «Рабочий путь», и Исаковский стал другом и наставником молодого поэта. В 1928 году Твардовский переехал в Смоленск, и там в 1931 году опубликована его первая поэма, а в 1935 году вышла первая книга «Сборник стихов» (1930–1936). Всего за 1925–1935 годы Твардовский написал и опубликовал, главным образом на страницах смоленских газет и других областных изданий, более 130 стихотворений.

В 1932 году поэт поступил на первый курс Смоленского государственного педагогического института, а в 1936 году переезжает в Москву и поступает на третий курс МИФЛИ — тогдашнего Московского института философии, литературы и истории, который окончит в 1939 году. В 1939–1940 годах в составе группы писателей Александр Трифонович работал в газете Ленинградского военного округа «На страже Родины» и в качестве военного корреспондента участвовал в походе Красной армии в Западную Белоруссию и в войне с Финляндией.

В 1941–1942 годах работал в Воронеже в редакции газеты Юго-Западного фронта «Красная Армия». Тогда же, с 1941 по 1945 год, писал и издавал своего Теркина, которого ждали в каждом окопе и в каждой землянке на фронтах войны.

Фронт Александр Твардовский будет держать и после войны и позиции свои на нем не сдаст. Дважды будет главным редактором журнала «Новый мир»: в 1950–1954 годах и 1958–1970-х годах. Его будут снимать, исключать, ругать и наказывать, а он будет продолжать печатать авторов, которые не нравились властям и руководителям государства, но были, по мнению писателя и редактора, достойны, чтобы их услышали читатели. Многие крупнейшие писатели 1960 х годов публиковались в журнале, многих журнал открыл читателю. В 1966 году Твардовский отказался одобрить судебный приговор писателям Ю. Даниэлю и А. Синявскому. На журнал ополчились всесильные государственные структуры, и после его разгрома автор и боец погиб, приняв неравный бой — перенес инсульт и умер в поселке Красная Пахра Московской области.

А его друзья приоткрыли в своих воспоминаниях еще одну тайну его величия и бессмертия на пару со своим Теркиным: «При мало-мальски близком знакомстве с ним легко приоткрывалась его доверчивость. Да, при всей пронзительной остроте ума он был человек по-детски доверчивый, потому что верил в справедливость и ждал ее от жизни». Нехитрый совсем секрет народного поклонения и памяти.


Стихи О Минске

Стихи о России

О каких местах писал поэт

Минское шоссе

Все, как тогда, в то лето злое:
И жесткий шорох пыльных трав,
И ветер, дышащий золою,
И грохот бомб у переправ,

И блеклый хворост маскировки,
И жаркий, жадный ход машин,
И пеший раненый на бровке, —
И он, наверно, не один...

И вздох орудий недалекий,
И гул шоссейного моста,
II тот же стон большой дороги,
II те же самые места:
Низины, дробные сосенки,
Где, отмечая срок войны,
Трехлетней давности воронки
Меж новых, нынешних, видны.

II жженой жести тот же запах,
И пепелищ угарный дым.
Но только — мы идём на запад.
Мы наступаем. Мы громим.
Мы бьем его, что день, то пуще,
Что час, то злей и веселей,
В хвосты колонн его бегущих
Врываясь вдруг броней своей.
Ему ни отдыху, ни сроку,
Беги, куда бежать — гляди:
На пятки жмем, всыпаем сбоку,
И — стой! — встречаем впереди.

Идёт, вершится суд суровый.
Священна месть, и казнь права.
И дважды, трижды в день громово
Войскам салюты шлёт Москва.
II отзвук славы заслуженной
Гудит на тыщи вёрст вокруг.
И только плачут наши жены
От счастья так же, как от мук.

И только будто зов несмелый
Таят печальные поля,
И только будто постарела,
Как в горе мать, сама земля,
И рост, и доброе цветенье
Всего, что водится на ней,

Как будто строже и смиренней
И сердцу русскому больней.
Вот дождик вкрадчиво прокрапал.
Как тонок грустный дух сенца!..
Войска идут вперёд на запад.
Вперёд на запад. До конца!..

Армейский сапожник

В лесу, возле кухни походной,
Как будто забыв о войне,
Армейский сапожник холодный
Сидит за работой на пне.

Сидит без ремня, без пилотки,
Орудует в поте лица.
В коленях — сапог на колодке,
Другой — на ноге у бойца.
И нянчит и лечит сапожник
Сапог, что заляпан такой
Немыслимой грязью дорожной,
Окопной, болотной, лесной, —
Не взять его, кажется, в руки,
А доктору все нипочем,
Катает согласно науке
Да двигает лихо плечом.

Да щурится важно и хмуро,
Как знающий цену себе.
И с лихостью важной окурок
Висит у него на губе.

Все точно, движенья по счету,
Удар — где такой, где сякой.
И смотрит боец за работой
С одною разутой ногой.

Он хочет, чтоб было получше
Сработано, чтоб в аккурат.
И скоро сапог он получит,
И топай обратно, солдат.

Кто знает, — казенной подковки,
Подбитой по форме под низ,
Достанет ему до Сычевки,
А может, до старых границ.

И может быть, думою сходной
Он занят, а может — и нет.
И пахнет от кухни походной,
Как в мирное время, обед.

И в сторону гулкой, недальней
Пальбы — перелет, недолет —
Неспешно и как бы похвально
Кивает сапожник:
— Дает?
— Дает, — отзывается здраво
Боец. И не смотрит. Война.
Налево война и направо,
Война поперек всей державы,
Давно не в новинку она.

У Волги, у рек и речушек,
У горных приморских дорог,
У северных хвойных опушек
Теснится колесами пушек,
Мильонами грязных сапог.
Наломано столько железа,
Напорчено столько земли
И столько повалено леса,
Как будто столетья прошли.
А сколько разрушено крова,
Погублено жизни самой.
Иной — и живой и здоровый —
Куда он вернется домой,
Найдет ли окошко родное,
Куда постучаться в ночи?
Все — прахом, все — пеплом-золою,
Сынишка сидит сиротою
С немецкой гармошкой губною
На чьей-то холодной печи.
Поник журавель у колодца,
И некому воду носить.
И что еще встретить придется —
Само не пройдет, не сотрется, —
За все это надо спросить...
Привстали, серьезные оба.
— Кури.
— Ну давай, закурю.
— Великое дело, брат, обувь.
— Молчи, я и то говорю.
Беседа идет, не беседа,
Стоят они, курят вдвоем.
— Шагай, брат, теперь до победы.
Не хватит — еще подобьем.
— Спасибо.— И словно бы другу,
Который его провожал,
Товарищ товарищу руку
Внезапно и крепко пожал.
В час добрый. Что будет — то будет.
Бывало! Не стать привыкать!..
Родные великие люди,
Россия, родимая мать.

1942

Огонь

Костер, что где-нибудь в лесу,
Ночуя, путник палит, —
И тот повысушит росу,
Траву вокруг обвялит.

Пожар начнет с одной беды,
Но только в силу вступит —
Он через улицу сады
Соседние погубит.

А этот жар — он землю жег,
Броню стальную плавил,
Он за сто верст касался щек
И брови кучерявил.
................................................
...................................................
И ты была в огне жива,
В войне права, Россия.
И силу вдруг нашла Москва
Ответить страшной силе.

Москва, Москва, твой горький год,
Твой первый гордый рапорт,
С тех пор и ныне нас ведет
Твой клич: — Вперед на запад!

Пусть с новым летом вновь тот жар
Дохнул, неимоверный,
И новый страшен был удар, —
Он был уже не первый.

Ты, Волга, русская река,
Легла врагу преградой.
Восходит заревом в века
Победа Сталинграда.

Пусть с третьим летом новый жар
Дохнул — его с восхода
С привычной твердостью встречал
Солдатский взгляд народа.

Он мощь свою в борьбе обрел,
Жестокой и кровавой,
Солдат-народ. И вот Орел —
Начало новой славы.

Иная шествует пора,
Рванулась наша сила
И не споткнулась у Днепра,
На берег тот вступила.

И кто теперь с войсками шел,
Тому забыть едва ли
И скорбь и радость наших сел,
Что по пути лежали.

Да, много горя, много слез —
Еще их срок не минул.
Не каждой матери пришлось
Обнять родного сына.

Но праздник свят и величав.
В огне полки сменяя,
Огонь врага огнем поправ,
Идет страна родная.

Ее святой, великий труд,
Ее немые муки
Прославят и превознесут
Благоговейно внуки.

И скажут, честь воздав сполна,
Дивясь ушедшей были:
Какие были времена!
Какие люди были!

1943

По дороге на Берлин

По дороге на Берлин
Вьется серый пух перин.

Провода умолкших линий,
Ветки вымокшие лип
Пух перин повил, как иней,
По бортам машин налип.

И колеса пушек, кухонь
Грязь и снег мешают с пухом.
И ложится на шинель
С пухом мокрая метель...

Скучный климат заграничный,
Чуждый край краснокирпичный,
Но война сама собой,
И земля дрожит привычно,
Хрусткий щебень черепичный
Отряхая с крыш долой...

Мать-Россия, мы полсвета
У твоих прошли колес,
Позади оставив где-то
Рек твоих раздольный плес.

Долго-долго за обозом
В край чужой тянулся вслед
Белый цвет твоей березы
И в пути сошел на нет.

С Волгой, с древнею Москвою
Как ты нынче далека.
Между нами и тобою —
Три не наших языка.

Поздний день встает не русский
Над немилой стороной.
Черепичный щебень хрусткий
Мокнет в луже под стеной.

Всюду надписи, отметки,
Стрелки, вывески, значки,
Кольца проволочной сетки,
Загородки, дверцы, клетки —
Все нарочно для тоски...

Мать-земля родная наша,
В дни беды и в дни побед
Нет тебя светлей и краше
И желанней сердцу нет.

Помышляя о солдатской
Непредсказанной судьбе,
Даже лечь в могиле братской
Лучше, кажется, в тебе.

А всего милей до дому,
До тебя дойти живому,
Заявиться в те края:
— Здравствуй, родина моя!

Воин твой, слуга народа,
С честью может доложить:
Воевал четыре года,
Воротился из похода
И теперь желает жить.

Он исполнил долг во славу
Боевых твоих знамен.
Кто еще имеет право
Так любить тебя, как он!

День и ночь в боях сменяя,
В месяц шапки не снимая,
Воин твой, защитник-сын,
Шел, спешил к тебе, родная,
По дороге на Берлин.

По дороге неминучей
Пух перин клубится тучей.
Городов горелый лом
Пахнет паленым пером.

И под грохот канонады
На восток, из мглы и смрада,
Как из адовых ворот,
Вдоль шоссе течет народ.

Потрясенный, опаленный,
Всех кровей, разноплеменный,
Горький, вьючный, пеший люд...
На восток — один маршрут.

На восток, сквозь дым и копоть,
Из одной тюрьмы глухой
По домам идет Европа.
Пух перин над ней пургой.

И на русского солдата
Брат француз, британец брат,
Брат поляк и все подряд
С дружбой будто виноватой,
Но сердечною глядят.

На безвестном перекрестке
На какой-то встречный миг —
Сами тянутся к прическе
Руки девушек немых.

И от тех речей, улыбок
Залит краской сам солдат;
Вот Европа, а спасибо
Все по-русски говорят.

Он стоит, освободитель,
Набок шапка со звездой.
Я, мол, что ж, помочь любитель,
Я насчет того простой.

Мол, такая служба наша,
Прочим флагам не в упрек...
— Эй, а ты куда, мамаша?
— А туда ж, — домой, сынок.

В чужине, в пути далече,
В пестром сборище людском
Вдруг слова родимой речи,
Бабка в шубе, с посошком.

Старость вроде, да не дряхлость
В ту котомку впряжена.
По-дорожному крест-накрест
Вся платком оплетена,

Поздоровалась и встала.
Земляку-бойцу под стать,
Деревенская, простая
Наша труженица-мать.

Мать святой извечной силы,
Из безвестных матерей,
Что в труде неизносимы
И в любой беде своей;

Что судьбою, повторенной
На земле сто раз подряд,
И растят в любви бессонной,
И теряют нас, солдат;

И живут, и рук не сложат,
Не сомкнут своих очей,
Коль нужны еще, быть может,
Внукам вместо сыновей.

Мать одна в чужбине где-то!
— Далеко ли до двора?
— До двора? Двора-то нету,
А сама из-за Днепра...

Стой, ребята, не годится,
Чтобы этак с посошком
Шла домой из-за границы
Мать солдатская пешком.

Нет, родная, по порядку
Дай нам делать, не мешай.
Перво-наперво лошадку
С полной сбруей получай.

Получай экипировку,
Ноги ковриком укрой.
А еще тебе коровку
Вместе с приданной овцой.

В путь-дорогу чайник с кружкой
Да ведерко про запас,
Да перинку, да подушку, —
Немцу в тягость, нам как раз...

— Ни к чему. Куда, родные? —
А ребята — нужды нет —
Волокут часы стенные
И ведут велосипед.

— Ну, прощай. Счастливо ехать!
Что-то силится сказать
И закашлялась от смеха,
Головой качает мать.

— Как же, детки, путь не близкий,
Вдруг задержат где меня:
Ни записки, ни расписки
Не имею на коня.

— Ты об этом не печалься,
Поезжай да поезжай.
Что касается начальства, —
Свой у всех передний край.

Поезжай, кати, что с горки,
А случится что-нибудь,
То скажи, не позабудь:
Мол, снабдил Василий Теркин, —
И тебе свободен путь.

Будем живы, в Заднепровье
Завернем на пироги.
— Дай господь тебе здоровья
И от пули сбереги...

Далеко, должно быть, где-то
Едет нынче бабка эта,
Правит, щурится от слез.
И с боков дороги узкой,
На земле еще не русской —
Белый цвет родных берез.

Ах, как радостно и больно
Видеть их в краю ином!..

Пограничный пост контрольный,
Пропусти ее с конем!

1945