В седом краю

Там, где рыси и орлиный клекот,

Где медведь малину ест с утра,

Затерялись в мареве далеком

И в горах пропали хутора.

Отцвели гармошки на коленках.

Ленты отшумели у невест.

Ивашла,

            Успенка

                       и Павленка, —

На холме обуглившийся крест.

Словно дед сутулый ищет внука

Или бабка с посохом бредет.

«Мир усопшим!» — вот и вся наука,

Жаль ее не знал я наперед.

Я не знал, что вечен запах ила,

Что скала, как мать моя, грустит.

Я не знал, что ни одна могила

Сорок лет разлуки не простит.

Я не знал, что не сулил успеха

Мне, мальчишке, звездный сеновал:

Жизнь проехал, шар земной объехал,

Ну а этот крест не миновал.

В Индии другие реют птицы,

В Риме — серебрятся родники,

А у ваших речек, зилаирцы,

Завздыхали те же тальники...

И не зря с любого перевала

Вновь я слышу: в дорогом краю

Седина гранитного Урала

Овевает голову мою!

1990

Ивашла

А где же ты, мой хутор Ивашла,

И что теперь с тобой, скажи на милость, —

Как будто ива шла и не дошла

И над речушкой вдруг остановилась.

Стыдливая и добрая, сама

Куда, не знает, повернуть охота.

А по бокам — сосновые дома,

Наличники, калитки и ворота.

И каждый парень — ухарь, гармонист,

И девки — балалаечницы, крали,

На майский праздник — гиканье и свист,

Храп скакунов и звяканье медалей.

Но потрясла вселенную война,

И зарыдали матери планеты.

Кто перечтет погибших имена?

Рассветы и закаты не обпеты...

Светшали избы, школы и дворы,

На огороде, на поле старухи,

Ни молодежи и ни детворы,

Леса и те в задумчивости глухи.

Утишилась работа и гульба,

И теплый омут затянулся илом.

И скоро ни одна уже труба

Над поржавелой крышей не дымила.

Всех город взял и чем-то, видно, спас,

Лишь по ночам в могильную дремоту

Скрипят кресты и призывают нас

Сберечь о мертвых память и заботу.

Подумаю, и сердце защемит.

И чудится, нисколь не знаменита,

Седая ива плачет и шумит

На берегу, туманами повита.

1972

Третье восхождение

Я был ещё ребенком, воды

Катил Урал, вздымал Урал.

И ветер грома и свободы

В просторе ливнями играл.

И синева клубилась густо,

И время шло, и, молодой,

Я с тем же трепетом и чувством

Встал над весеннею водой.

Дожди и молнии свистели,

Трава цвела на берегах.

И древним скрипом коростели

Опять катили ночь в лугах.

Но через годы над рекою,

Где думы падают во мглу,

Я из тщеты и непокоя

Опять поднялся на скалу.

Волна сильна, да некипуча.

И реже синь,

                    и тише гром,

И жизни холод неминучий

Росою светится кругом.

И в звёздных сумерках природы

Мне утоленья не найти.

А ветер грома и свободы

Кого-то ищет на пути.

Я отсюда

Свято помню дороги и встречи,

Мудрость книг и стихов разговор.

Но сравнить тебя не с кем и не с чем,

Край мой, чудо заводов и гор!

Здесь гудками и грохотом грозным

Ночь пугает в лесу медвежат.

Здесь озера — упавшие звезды,

Голубея, под солнцем дрожат.

Я отсюда в сражение вышел,

Потому среди ночи и дня

Над собою не чувствую крыши,

Отделяющей мир от меня.

Здесь любому отдам я, как брату,

Радость дружбы и счастья венец.

Я тебе благодарен за правду,

Край мой,

                 добрый и честный кузнец!

Защищая в себе человека,

Я взрослею и верую сам

Не парадной крикливости века,

А морщинам твоим и глазам...

1963

Белый парус

Не ходи одна вдоль синя моря,

Не гляди восторженно вперёд,

Из пучин страдания и горя

Белый парус нет, не приплывёт.

И ещё, не позабыть, сказать бы,

Через всю Россию, ой, густы,

Где должны звенеть гармонью свадьбы,

Реют обелиски и кресты.

А над ними юные невесты,

Бабушки седые, овдовев,

Смолкли,

               будто Киевы и Бресты

В Сталинграде вытряхнули гнев...

И едва ль не до Берлина ныне

В лунную тоскующую ночь

Плачет вьюгой Волжская Твердыня,

Но ослепшим избам не помочь.

Красота и верность, берегитесь,

Ветер чёрен и волна крепка,

Белый парус утонул, а витязь

Новый меч не выковал пока.

Не ходи, ни счастьем, ни слезою

Не омыть нам погребальных плит,

Потому объятая грозою

Даль

            великорусская

                                        кипит!..

2002

Горькая правота

Осенние ветры над русской равниной гремят.

Затмением солнца дневной горизонт перекошен.

Лесными пожарами август истерзан и смят,

Как лист обгорелый, в траву на обочину брошен.

Моторами дымными трассы ревут и ревут.

Селенья безлюдные тонут за мглистою синью.

А в небе кремлёвские вороны кружат и рвут,

Кагально когтят ненаглядную нашу Россию.

Израненный воин в горах поднимается в рост.

Над ним наклоняются белые скалы Кавказа.

В багряных одеждах пылает распятый Христос,

И мир потрясает сверкнувшая молнией фраза:

«Всё злато сграбастали, доллары втиснули в рот,

Вокруг утверждая распутство и долю изгоя,

Но грянет расплата за божеский русский народ,

Казнители совести в детях лишатся покоя!..»

Сияй же, Россия, и слёзы обиды утри,

Тебя оскорбили, ну что же, ну что же, ну что же?

Из мифа воскреснув, спешат к тебе богатыри,

На юного Сергия в скалах Кавказа похожи.

Мне кажется, это я сам напросился в бои,

Шагнул и сразился, ордынца в штыки принимая.

Меня врачевали иконные очи твои,

Тропу овевая туманами звёздного мая.

Я, русский, к любому тяну откровенно ладонь

И слушаю колокол дружества и благовестья.

Но тех, кто нас предал, настигнет священный огонь,

Молитва Победы,

                          бессмертная песня возмездья!

1999

На Волховском фронте

Рытвины, траншеи, ветер, ветер

Пролетает из конца в конец.

Не отсюда ль молча на рассвете

В рукопашную шагнул отец?

Грело солнце мартовское вяло,

Черный лес придерживал пургу.

И лежал он долго,

                            кровь стекала

И следы твердели на снегу.

И уже почти под небесами

Мать моя почудилась ему,

Молодая, с карими глазами,

Восьмерых примкнула к одному:

— Ты куда собрался и попутно

Всех бедой надумал угостить,

Воевать и умирать нетрудно,

Тяжелей детей твоих растить! —

Древний Волхов не плескал волною,

Не качали плёсы лебедей.

Это было с ним, а не со мною,

Я сегодня старше и седей.

Но, как прежде, на моем Урале,

Будоража огнеликий чад,

Голосом высокорудной стали

Поезда на станциях кричат.

И полны неодолимой неги,

Рассекая крыльями простор,

Лебедята

                рвутся от Онеги

К тайнам златоустовских озер.

Где шумели кедры — там чащобы,

Синева спадает с горных плеч.

Сберегли Европу мы, еще бы

Нам свою Россию уберечь!

1987

Тоска по крыльям

Чего судьба мне только не давала,

А жизнь моя, как прежде, нелегка.

...Оплаканные синью перевалы,

Наполненные солнцем облака.

Красавицу уже не покорю я,

В дому Кощея не взломаю дверь...

Вот сяду под скалой да погорюю,

Подумаю, что делать мне теперь.

И, подсмотрев, как снова я не плачу,

Седой Урал, по-стариковски прост,

За молодость, не знавшую удачи,

Преподнесет озёрный ковшик звёзд.

Он скажет громко: Выбирай любую!

Но я устало руку отведу.

Ведь я ищу не просто голубую,

А самую бессмертную звезду.

В полночный час над луговым простором,

В горах дремучих, где шумит река,

Её, наверно, видел только ворон

Да ветер, пролетевший сквозь века...

1967